Водолаз Его Величества

У Артема захолонуло сердце, но ответить он не успел, трос снова потянул его вверх. Остановившись, он зажмурил глаза, решив ни с кем не встречаться и не отвечать, даже если окликнут. Но больше никто не приходил.

Лишь на черном бархатном фоне сомкнутых век стало мерещиться синее пятно. С каждым мгновением приобретая все более отчетливые очертания, пятно превратилось в платье, такое знакомое ему платье, затем прорисовались запястья, кисти рук, длинные тонкие пальчики с миндалевидными розовыми ноготками, белые носки туфелек. Он уже знал, кто это, знал, но боялся поверить, боялся перевести взгляд на проступающее из мрака лицо.

Артем хотел закрыть глаза, чтобы избавиться от видения, но тут же сообразил, что они уже закрыты.

– Варвара Петровна, Варенька, – прошептал он.

Словно услышав его голос, Варенька печально улыбнулась.

– Я знаю, что это не ты, – зашептал Артем. – Это мое видение, мой сон, и поэтому сейчас я могу сказать тебе то, что никогда бы не решился произнести при встрече. Я…

Трос снова пошел наверх, и вместе с ним поплыла в сторону Варенька. Артем открыл глаза, от яркого солнечного света, бьющего сквозь тонкий слой воды, закружилась, понеслась голова, и он потерял сознание.

Когда его вытащили на палубу катера, он пришел в себя и даже пытался снимать с себя снаряжение. Боль утратила остроту, но не ушла. Кузнецов тут же начал его расспрашивать, и Артем слабым голосом рассказал о случившемся.

– Поспи до утра. Даст Бог, отпустит, – решил капитан.

Опираясь на Лосева, Артем с трудом приковылял в кубрик и свалился на койку. Заснуть удалось не сразу, боль подкарауливала за первым же поворотом сна. Словно цепной пес, она выскакивала, пугая своим лаем, стоило лишь смежить веки. Но все-таки усталость преодолела боль, и Артем заснул, проскочив за поворот прямо перед мордой беснующегося пса.

Проснувшись, он долго лежал не шевелясь, мысленно прощупывая тело, прислушиваясь к каждому пальцу, к каждой косточке. Все было тихо. Он открыл глаза, попытался встать и тут же охнул, прикусив губу, от пробившего от макушки до пяток электрического удара боли.

Несколько часов Артем приноравливался к новому состоянию своего тела и понял, что может двигаться лишь очень медленно, еле-еле поднимая руки и ноги. Боль злила и утомляла, а беспомощность приводила в отчаяние.

«Неужели я не выберусь? – с ужасом думал Артем. – Неужели вот так придется провести остаток жизни?»

К полудню прибыл фон Шульц. Поговорил с Артемом, взяв руку, попробовал походить с ним по каюте, но быстро отпустил.

– Не буду тебя огорчать, но и обнадеживать не стану, – сказал он, пожевав губами. – Типичные последствия кессонной болезни. Лечить это мы не умеем. Или твой организм переборет недомогание, или… – он развел руками. – Я видел тех, кто поправился, и тех, кто не смог преодолеть. Честно тебе скажу, вторых было больше, чем первых. Но учитывая твое богатырское здоровье и молодость, шансы выздороветь у тебя немалые. Сейчас переберемся на катер, и я отвезу тебя в госпиталь. Будем надеяться на лучшее и молиться каждый своему богу.

Артема списали через два месяца. Надежды фон Шульца оправдались, он поправился. Поправился настолько, что мог самостоятельно передвигаться, опираясь на палочку. Но ни о военной службе, ни о какой-либо работе речь уже не шла; цветущий парень превратился в калеку. Ни один из органов его тела внешне не был поврежден, но Артем не мог без боли сделать ни одного движения. Даже сгибать пальцы и брать ложку приходилось, сжимая от боли зубы.

Фон Шульц выхлопотал все документы для оформления пособия по инвалидности. Артему предстояло подать их в земское управление по месту жительства.

– Закон о военной пенсии для инвалидов и раненых уже который год рассматривается в Сенате, – с горечью объяснил фон Шульц. – Вместо законного обеспечения инвалидам помогает земская общественность[9]. Я горжусь добрыми силами в нашем народе, но заботиться о военных инвалидах должно государство. Да и что такое пособие в шестнадцать рублей? Разве можно на него жить, создавать семью?

Артем молчал. Изменение, случившееся с его телом, изменило и его характер. Он стал молчаливым, угрюмым, неохотно поддерживал разговор и старался пореже выходить на улицу. К фон Шульцу он обратился с одной-единственной просьбой:

– Макс Константинович, очень хочется на прощание Кронштадт повидать, походить по школе. Больше ведь не доведется. Помогите, пожалуйста.

– Конечно-конечно, с пропуском помогу, – пообещал фон Шульц.

Такой пиетет водолаза к альма-матер растрогал его чуть не до слез. Если бы он мог предположить, для чего Артем хочет попасть в Кронштадт, отказал бы ему наотрез. Но слухи о сердечных делах водолаза Шапиро не докатились до ушей командира школы.

За несколько дней до отъезда Артема навестил Лосев. После обычных расспросов о здоровье он предложил прогуляться по госпитальному садику.

– Извини, знаю, как тебе тяжело ходить, – сказал Лосев, когда они, обогнув клумбу, скрылись за кустами жимолости. – Но я не мог при всех.

– Ты про что, Вася?