Водолаз Коновалов и его космос

Коновалов оторвал взгляд от серых листов в чернильных завитушках и уставился перед собой. Белокожий москвич, точно так же сидел он вечером на пляже и говорил с морем. И море так же отвечало ему.

Он читал Фаинин дневник, и давно затихшие голоса звучали в его голове – пели то басом, то сопрано, смеялись, визжали в соленых морских брызгах, рассказывали анекдоты, читали вслух Маяковского. На углу Ленина и Первомайской пожилая армянка в накрахмаленном чепце наливала Фаининым коллегам пиво с густой, отдающей мылом пеной. Вечерами пиво сменял «Агдам», но газировка была неизменной.

Зоя, старшая подруга Фаины, сейчас наверняка уже покойная, но воскресшая благодаря дневникам, носила неприлично открытый купальник.

Она и мне обещала достать такой, когда вернемся в Москву. У нее дядя в МИДе работает. Если Зойка не врет, конечно.

А еще с нами познакомился один мужчина. На Зою клюнул, конечно же. Сказал, что он – капитан дальнего плавания. Зоя захихикала, мол, ее батя тоже говорил, что капитан, а у самого другая семья в Подмосковье была. Капитан не обиделся, посмеялся вместе с ней и руками развел.

А сегодня вышли с Зойкой после концерта – он стоит у входа, красивый, в кителе и фуражке. В руках цветы держит. Я еще подумала, что никогда раньше не видела таких красивых мужчин. Зоя заулыбалась, а он букет мне протянул.

Так в пятьдесят пятом, на его десятой странице, в жизни Фаины появился Филипп. Его имя с каждым разом было украшено все более витиевато: не раз и не два перо ныряло в чернильницу, добавляя штрихи и утолщения.

Филипп меня все-таки уговорил, и я решила остаться. Да и к чему мне возвращаться? К серой московской осени? К Тае, для которой я – лишняя единица на ее жилплощади? К ее вечно орущим близняшкам? К редким выступлениям в Доме культуры?

Ф. пообещал устроить меня в театр и комнату в общежитии. Говорит, мой голос пленил его. Так и говорит – «пленил», будто не в двадцатом веке мы с ним встретились, а сто лет назад.

Сегодня Филипп (длинные, развевающиеся на теплом ветру волосы «Ф», черный чернильный клеш «П») впервые поцеловал меня. По-настоящему, в губы, а не как тогда, с Л. (снова я вспомнила ту гадкую конфетную историю, тьфу). Сказал, что теперь он как честный человек должен на мне жениться. Я рассмеялась, а он, кажется, обиделся.

1956

Пятьдесят шестой начался с бесснежного южного Нового года, усыпанного опостылевшими мандаринами, пронизанного промозглыми ветрами. Скупые советские подарки: Фаине – нейлоновые чулки, Филиппу – безопасную бритву, маме Филиппа Антонине Сергеевне – новый чайник вместо прогоревшего. Второго января, накануне отъезда в Москву, Фаина заболела.