Водонапорная башня

– Кэт! Иди сюда, – прошипела она.

– Ты здесь что ли? Бабушка спрашивает, будешь ли ты…

– Да, буду, конечно буду. Слышь, я тут такой сундук нашла.

– Где? – с любопытством спросила я.

– Здесь, за дверью.

Мы закрыли входную дверь, и сделалось темно. Передо мной был какой-то таинственный сундук, а за моей спиной – крутая лестница.

– Я ничего не вижу, здесь должен включаться свет, – шепнула я.

– Так включи, – раздалось из темноты совсем близко.

– Я не могу нашарить выключатель.

– Кэт, давай сундук откроем, – предложила Элен.

– Зачем его открывать? Мы ведь все равно ничего не увидим.

– Хотя бы пощупаем, – заговорчески продолжала она.

Я согнулась и нашарила у самых своих колен острый, окованный холодным металлом угол.

– Замка на нем нет, просто тяни вверх, – сказала я.

Мы дернули крышку сундука, и та, подлетев, ударилась о стену.

– Ух, ты! – протянула Элен.

– Что? Что там?

– Потрогай.

Я села возле нее и запустила руки в сундук. Первое, с чем встретились мои пальцы, были небольшие продолговатые цилиндры размером примерно с детский пальчик, один за другим уложенные в ряд на шероховатой колкой ткани.

– Батарейки что ли? – спросила я Элен, когда неожиданно нащупала между складок ее руку.

– Сама ты батарейки, Кэт. Это пуговицы! – почти со священным трепетом в голосе произнесла она.

– Да не может быть! Таких пуговиц не бывает!

– Сейчас не бывает, а лет двадцать назад это было очень модно.

– Наверно это мамино платье или пиджак, – догадалась я.

– Может и бабушкино, и вообще больше на пальто походит.

Я запустила руки глубже в сундук, то же сделала и Элен. Под слоем грубой ворсистой ткани мы нащупали прохладную гладкую материю.

– Блуза из настоящего шелка! – в близком к обморочному состоянии прошептала Элен. – Я хочу ее увидеть! Помоги приподнять эту шинель, Кэт.

Подняв обеими руками спрессованную одежду я замерла, как если бы в руках у меня был поднос с горячим супом.

– Достала! Побежали! Надо где-нибудь спрятаться, – услышала я и почувствовала, как оголенные руки и лицо обдало струей воздуха, шлейфом пронесшейся за сбегающей вниз по крыльцу Элен.

Лучшего, чем сеновал, места нельзя было себе и придумать, и поэтому, как только мы пробежали двор, я вскарабкалась по лестнице и скрылась в дыре в потолке над коровником.

В деревне твой достаток мерился здоровьем, его порчей проклинали, его даром благословили, за него пили водку. Если были у тебя и старика твоего еще силы, значит – положен был вам тяжелый труд. Хорошо работали – хорошо жили, еще лучше работали – еще лучше жили. Надорвался, упал замертво твой старик – хороший мужик был, работящий. Все равно, что не увидел он собственной жизни, все равно, что даже понять не успел, что важного пропустил, зато люди плохого не скажут и где-нибудь в длинной очереди не прилепят позорного слова в глаза его вдове.

Крепкими и здоровыми от природы, а следовательно зажиточными были мои дед с бабушкой. Двор у них был всегда полон скотины, и поэтому сарай для сена, высокий и просторный, возвышался над домом, как терем. К концу лета его под самую крышу набивали свежевыстраданным сухарем, до того же времени по углам в нем еще оставались прошлогодние запасы. Сено за зиму слеживалось, и, когда я добиралась до него, то от меня требовалось лишь немного воображения, чтобы оно послужило целям в некотором роде художественным. Из массивных куч вдоль бревенчатых стен у меня выходили удобные диваны с высокими изголовьями, из куч поменьше – широкие лежаки и банкетки. Тут же недалеко, на чердаке, можно было найти старые реечные ящики и фанеру для столешниц и полок. Бывало, я влазила на сарай ранним утром и спускалась только к ужину. Целыми часами я могла в суете житейских забот носиться по воображаемым хорошо мебелированным комнатам, с устатка валиться на мягкие диваны или, замученной творческой мигренью, подносить себе чай. В этом моем мире из сена и пыли я представлялась себе вдохновленной и усталой, взрослой и почему-то одинокой.

Я влезла на сарай первой и тут же бросилась разглаживать покрывало, наброшенное на гору сена в углу. Элен просунула голову в дыру в полу и передала мне свернутую в тугой валик шелковую блузу. Затем показались ее плечи, грудь и вот мятно-зеленые каскады подола платья упали на ее колени, когда она встала во весь рост на сорный пол. Не обращая никакого внимания на сидящую в углу меня, Элен огляделась.

– Здесь, как в пылесосе, как ты тут сидишь?

– Да, немного пыльно, – согласилась я. – Иди сюда, на покрывало.

Брезгливо кривя лицо, Элен подошла и села возле меня.

– Что медлишь? Разворачивай, посмотрим.

Я тряхнула туго свернутый валик в воздухе, и тот с целлофановым свистом выпрямился в аляпистую блузу с широким бантом вместо ворота.

– Диско шик! – взвизгнула от восторга Элен.

– Это просто блузка, и, кажется, мамина, – не к месту пояснила я.

– Кэт, я вижу, не слепая. Я говорю про стиль. Ты только посмотри, это как раз для сегодняшней дискотеки!

– Ты хочешь надеть это старье? – удивилась я.

– Сама ты старье, это же винтаж!