После всех этих иностранных странностей я решила просто заткнуться и кивать, если ей будет нужно мое одобрение. Как услужливый продавец, я держала блузу перед ее глазами, пока она рассматривала ее детали.
– Помоги мне ее надеть, – сказала Элен и вскинула вверх руки, готовясь нырнуть в прохладные воды шелка.
Я помогла ей надеть блузку и перевязать бант. Она встала и несколько раз покружилась передо мной, как перед зеркалом.
– Хорошо? Мне идет?
Я резко дернула головой с севера на юг.
– Нужна короткая юбка и высокий каблук, – добавила Элен.
– Угу, – согласилась я, и мой подбородок опять упал к груди.
– А ты, Кэт? Что наденешь ты сегодня?
Тут я вспомнила то ее платье колоколом, которое заприметила прошлой ночью.
– Не могла бы ты одолжить мне свое платье? – не поднимая глаз, спросила я у лодыжек Элен.
На время лодыжки замерли, и остромордые туфли уставились на меня своим недовольным лакированным прищуром.
– Смотря какое, – вдруг раздалось сверху.
– Какое тебе не жалко.
Узкие лодочки медленно подплыли ко мне. Я подняла голову.
– Мне ничего для тебя не жалко, – сказала Элен. – Просто ты худая, и вряд ли тебе что-то подойдет.
– Ничего не подойдет – пойду так, – ответила я и хлопнула себя по пыльным шортам.
Элен неожиданно рассмеялась и так же неожиданно смолкла.
– Как голова?
– Не болит, – ответила я.
– Вот видишь, моя таблетка помогла, – заговаривала меня она.
Вместо ответа я кивнула и почувствовала, как начавшее опухать слезами горло обмякло и дало мне свободно вздохнуть. Элен опять села рядом и стала разглядывать мои поделки.
– Что там? – спросила она и ткнула пальцем в противоположный угол.
– Диван.
– Странная ты, Кэт. Сколько тебе? Четырнадцать?
– Пятнадцать, – поправила ее я.
– Ну, вот, а ведешь себя, как ребенок.
– Чем еще тут заниматься? Скучно ведь целыми днями с бабушкой сидеть!
– Да копайся ты в этой грязи, разве я об этом говорю?
– А о чем тогда?
– Ты, как ребенок, все время на меня обижаешься. Почему ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой? Я не мать тебе, и не обязана быть для тебя хорошей, понимаешь?
– Понимаю.
– А раз понимаешь, то перестань это делать. Я не хорошая, а ты должна быть другой, – назидательно с длинными паузами продолжала Элен.
– Ты хорошая, Элен, не говори так!
Слезы опять промочили мое горло, и оно стало распухать. Я сглотнула слюну и надув полные легкие воздуха продолжила.
– Ты красивая, Элен, тебе все можно.
– Нет, моя дорогая, ты не права. Все как раз-таки наоборот – мне ничего, кроме того, чтобы быть красивой, нельзя.
– Я не понимаю тебя, – тихо сказала я.
Она взяла мои руки, посмотрела на меня, и я увидела свое отражение в ее больших внимательных глазах.
– Ты должна быть другой, Кэт, понимаешь? – снова повторила она.
Я не поняла ровным счетом ничего из того, что сказала мне Элен, но хорошо запомнила каждое ее слово.
– “Это как с водонапорной башней – я увижу все, когда поднимусь по ней чуть выше, я пойму то, о чем она говорит, когда придет время”, – подумала я и утвердительно покачала головой в ответ.
– Вот и хорошо, – сказала она и улыбнулась.
– Я не обижаюсь на тебя, Элен. Не дашь платье, и черт с ним. Я вообще тогда останусь дома, я все равно не люблю дискотеки и не умею танцевать.
Элен удивленно вытаращила на меня глаза.
– Как же я пойду туда одна?
– А ты не одна пойдешь! – радостно объявила я.
– А с кем?
– С Антоном! Я пойду к нему и скажу, что сегодня будет дискотека, и что ты его приглашаешь, – одним махом решительно покончила я со своими сомнениями и ноющим чувством вины.
Лицо Элен зарделось румянцем.
– Нет, Кэт, одна я с ним не пойду. Мы пойдем вместе, но пригласишь его ты!
– Без проблем, – согласилась я.
– Вот и отлично! А я дам тебе свое платье!
Сидя на высоком банном полке, я обдумывала все возможные варианты предстоящего разговора с Антоном. Рядом на посеревшей от пота простыне, на животе с журналом, подобно Лолите из сцены в саду, лежала Элен. Ее ноги, бедра и ягодицы покрывала нежная вуаль капиляров, что придавало ее белой коже сходство с мрамором какой-то редкой розовой породы. По ложбинке между двух вершин ее лопаток талая вода пота стекала вниз и образовывала маленькое озерцо в углублении на пояснице. Увлеченно разглядывая журнальные коллажи, она стойко выносила банную муку, время от времени собирая пот с лица и осушая озерцо на спине краем простыни. Я же не находила себе места от жары и то и дело спускалась с полка и приседала, чтобы глотнуть прохладного воздуха. К невыносимой духоте еще и примешивалось мое подростковое стеснение. Я украдкой разглядывала Элен и невольно сравнивала ее половозрелое пышное цветение с только начавшими набухать остроконечными почками своей женственности. Она была как обласканный солнцем июль, в котором мы с ней жили и которым она в полной мере наслаждалась, тогда как моя худая скудость больше шла ранней весне, прячущей свою наготу под прошлогодним снегом.
– Жарко. Не могу больше. Моюсь и выхожу, – сдалась я.
– Иди, иди, и не забудь, о чем мы с тобой договорились, – сказала Элен и, закрыв журнал, перевернулась на спину.