Занимаясь своим нехитрым женским делом, сама того не ведая, из обычного утра она творила радостное ожидание праздника. Ее импульсивные жесты, калейдоскоп поз, казалось, не просто расширяли границы ее лицедейства, но и самого пространства вокруг. Это уже была не тесная деревянная избушка на краю одной из десятков сотен никому не известных деревень, а берег моря, где-нибудь в Мексике или Бразилии, где каждый новый поворот обещал живописные виды и незабываемые впечатления.
– Ты так и будешь молча сидеть? – капризно спросила она, когда очередной раз возникла перед зеркалом.
– А что я должна сказать? – ответила я и посмотрела на нее одним глазом.
На ней было то самое платье – фруктница, которое помогало мне прошлой ночью коротать бессонные часы любованием его изящным абажуром. Оно идеально обнимало круглую талию Элен, а ваза корсета его лифа была до краев наполнена сочными фруктами ее девичьей красоты.
– Как что? Я уже столько платьев перемерила, а от тебя ни слова!
– Прости, Элен, я что-то плохо себя чувствую.
– Что с тобой? – спросила она.
– Болит голова, – ответила я и схоронила лицо в ладонях.
В комнате снова раздался топот ее босых ног сначала мягко и глухо по ковру, а затем звонко с дребезжанием по деревянным половицам в кухне.
– “Обиделась, – решила я. – Так не может продолжаться – я должна рассказать ей все о нас с Антоном”.
Едва эта мысль пришла мне в голову, как я почувствовала, как сотни осколков больно впились в мой затылок. Звук быстрых шагов Элен приближался, и я твердо решила, не откладывая, рассказать ей все о прошлой ночи. Я подняла голову. Она стояла передо мной со своей сумочкой в одной руке и стаканом воды – в другой.
– Элен, – неуверенно начала я. – Я должна сказать тебе кое-что…
Слова давались мне с трудом. Они поднимались откуда-то из глубины моего набитого желудка и застревали в горле. Лицо мое при всем при этом, как я догадываюсь, выглядело страдальчески, поэтому Элен не дала мне даже договорить.
– Молчи, ничего не говори, просто расслабься.
Она дала мне стакан и, порывшись в своей сумке, достала оттуда упаковку таблеток.
– “Чего у нее там только нет,” – подумала я и спросила: – Что это?
– Таблетка от головной боли, – сказала она и протянула мне на ладошке маленький известковый комочек.
Я взяла таблетку и покрутила ею перед своим носом.
– Ты уверена, что это поможет?
– Конечно, уверена! – воскликнула Элен и как-то двусмысленно добавила: – Стала бы я проделывать с тобой то, в чем не уверена сама?!
– Откуда ты все это знаешь? – снова спросила я.
Она присела передо мной на колени и заглянула мне прямо в глаза.
– Верь мне, Кэт. Настоящая женщина должна хорошо разбираться в двух вещах – мужчинах и ядах. Я думаю, я неплохо освоила и то и другое.
– “Во дает!” – удивилась я и почувствовала, что за этими ее словами крылось нечто большее, о чем она, спроси я ее, ни за что бы не сказала.
Мне хватило одного глотка, чтобы запить таблетку. Остаток воды в стакане за меня допила Элен. Мы часто ели из одной тарелки, пили из стаканов друг друга, откусывали друг у друга яблоки и даже обменивались начатыми жвачками. Элен доверяла только мне, а я – ей. Так было всегда между нами с самого раннего детства, и именно поэтому скрывать от нее что-либо было даже еще более мучительным, чем моя головная боль, но момент для разговора был уже упущен.
– Платье это тебе очень идет, – сказал я ей.
– Спасибо, моя дорогая! – оживилась она.
С этими словами Элен соскочила с колен и пронеслась по комнате до бабушкиного дивана. Она вспорхнула на него, и тот недовольно проскрипел старыми пружинами.
Мне показалось, что я понимала, как Элен творила это волшебство вокруг себя. Правда была не в том, что она была красива, а в том, что она это знала и знала лучше, чем кто бы то ни было. Эта уверенность и была ее преимуществом в любовных делах. И даже если ей доводилось проигрывать, свидетелем чего я, признаться, не была ни разу, она, я уверена, проделывала это без сожаления и с той же легкостью, с которой сейчас прыгала по бабушкиному дивану. Видя, как она крутила па на унылом лежаке, а тот, пружиня, нехотя подбрасывал ее в воздух, я не смогла сдержать улыбку.
– Опомнись, Господь с тобой! Он итак на ладан дышит! – раздалось грозное бабушкино рычание.
С серьезным лицом и мухобойкой в руке она вошла в комнату. Увидя ее, Элен вскрикнула и сию же секунду приземлилась на пол. Я вытаращила на бабушку глаза.
– Ща как огрею! – прикрикнула она и замахнулась мухобойкой. – Иди на улицу прыгай!
Элен спрятала голову в плечи и на цыпочках выскользнула из комнаты, успев подать мне знак рукой из коридора. Я встала и пошла за ней. Бабушка на глубоком выдохе упала на диван и положила мухобойку возле себя.
– Вы в бане мыться будете?
– Я буду, а у Ленки спросить надо.
– Где она? – растерянно спросила бабушка и почему-то заглянула за диван.
– На улице, наверно, ты же сама ее выгнала.
– Не выгоняла я ее! Прям сказать ниче нельзя, – как-то виновато забубнила бабушка. – Сходи узнай у нее – баню я уже затопила.
– Сейчас, – крикнула я и выбежала из дома.
Прямо за дверью меня перехватила Элен.