Я продолжала высоко держать голову и, не видя перед собой ничего, смотреть в небо. Он тоже без интереса всматривался в слепую ночь и незаметно подкрадывался ко мне сзади. Я замерла и ждала, когда разделяющее нас холодное пространство наполнится нашим теплом и воздухом одного на двоих дыхания.
– Катя, – прозвучал его голос совсем близко, и что-то невидимое эфирное тронуло мой затылок.
– Что? – ответила я.
– Давай сбежим.
– Куда?
– Да хоть на водонапорную башню, – торопливо продолжал он, – куда-нибудь, где нас не увидят.
Каждое его близкое слово жгло кожу на моих шее и щеках. Я терпела эту пытку и молчала. Настроенные до пронзительной гармонии струны внутри него были натянуты до предела и готовы были зазвучать от малейшего моего прикосновения.
– “Вот он момент, когда смерть кажется такой близкой, – думала я. – Момент, когда ты уже смотришь этой неизбежности в глаза и не боишься ее звериного оскала.”
Все вдруг сделалось неважным, вся жизнь моя разделилась на ту скуку, которой была до этого момента, и на еще большую скуку, которой ей только предстояло стать после него. Вот куда рвалась моя душа, когда раз за разом я взбиралась на водонапорную башню. Любовь и одна только она есть недосягаемая прекрасная высота, единственно с которой мир наш выглядит целым, а вся боль и страхи оправданными.
– Кэт! Ты тут?! – раздалось неожиданно и знакомо.
Я схватила Антона за руку и увлекла за собой в смородинные кусты. Мы оба упали в траву и затаили дыхание.
– Кэт! – раздалось еще громче и настойчивей.
Я попыталась встать, но обнаружила, что руки Антона крепко держали меня.
– Тцццц, не шевелись, – прошипел он. – Она нас не видела.
– Но она зовет меня!
– А ты не отвечай, – продолжал настаивать он. – Она скоро уйдет.
– Пусти! Я так не могу! – прошептала я и высвободилась из его объятий.
Я встала на колени и высунула голову из кустов.
Высоко в открытом окне стояла Элен. Ее красное платье было помято, черные волосы широкими лентами липли к заспанным щекам, обвивали ее шею и укрывали утомленные сном сутулые плечи. На лице ее все еще дремала та фарфоровая грусть, с которой она уснула, глаза были мутными а губы сухими и распухшими. Она была необыкновенно трогательна и мила, как младенец. Чувство нежности и одновременно вины охватили меня, будто я была одинокой матерью, разбудившей по неосторожности дитя шумными попытками устроить свое женское счастье.
– Я тут, Элен! – прокричала я ей.
Она прищурилась и попыталась разглядеть меня в дальнем углу сада.
– Кэт? Ты что там делаешь? – спросила она.
– Смотрю на луну, не могла уснуть!
– Ты что, дурочка, в окно вылезла?
– Да!
– С ума сошла! Полезай обратно! – сказала она и протянула к слепящему фонарю руку.
– Иду, подожди…
Я снова нырнула в смородину и прямиком угодила на Антона. Он изо всех сил прощально сдавил мои костлявые плечи и вложил мне в рот сладко-горькое обещание следующего свидания.
Весь путь до окна я уложила в два гигантских прыжка прямо по цветочным клумбам и ухватилась за подоконник.
– Дай руку, – сказала я Элен.
Она налегла на меня всем телом и втащила за пояс шортов в комнату. Мы обе свалились на пол и рассмеялись.
– Кэт, ты чокнутая, – прохныкала Элен и шлепнула меня по заду.
– Шшш тише, бабушку разбудим, – сказала я ей.
Я встала и посмотрела в окно. Антон невозмутимо и спокойно своей кошачьей походкой переходил дорогу. Облизнув липкие от поцелуев губы, я смерила его взглядом, и сотни легких мотыльков разом вспорхнули со дна моего живота. Я стянула с себя шорты и нырнула под одеяло. Элен все никак не ложилась и копошилась в углу.
– Ты чего не ложишься? – шепотом спросила я.
Она не ответила, а только обернулась, держа в руках маленький белый предмет.
– Брось мне шорты.
Я свесилась, и нашарила их под кроватью.
– Зачем они тебе? – спросила я.
– Бросай давай, – настойчивей повторила Элен.
Я бросила ей свои шорты и стала наблюдать. Она на коленях проползла с ними к выходу и плотно заткнула их в щель под дверью. Я знала, что Элен задумала что-то интересное и, подскочив от радости, заерзала в кровати.
– Будешь? – спросила она, когда подошла ко мне.
В ее руках красовалась изящная тонкая коробочка.
– “Леденцы”, – было моей первой мыслью.
– Что это? – спросила я.
Элен встряхнула коробочку и, взяв мою руку, вывалила ее содержимое мне на ладонь.
– Это же сигареты!
– Да, сигареты. А ты что думала? – спокойным голосом спросила она.
– Ничего не думала, откуда мне знать, что ты там прячешь.
Сигарет в пачке оставалось всего три, и все три лежали у меня на ладошке. Как я потом узнала, из-за моды среди девчонок на курение этих сигарет сами же девчонки называли их “женскими”, а мальчишки пренебрежительно – “бабскими”.
– “Вок” с ментолом. Не знаешь такие? – спросила Элен и, взяв одну сигарету из моих рук, воткнула ее в узкую щелочку между губами.
– Нет, первый раз слышу. Что значит – с ментолом?
– Со вкусом ментола, то есть, когда куришь, не чувствуешь запаха табака, а только приятный ментоловый холодок, – объяснила она.
– А зачем тогда курить, если не чувствуешь запаха табака?