Воды Дивных Островов

Как же было королю не гордиться такими людьми? Больше того, они умели придавать камню и меди человеческую наружность; они умели писать книги, знали имена звёзд и даже их число; умели видеть причины, что, действуя в сердце, определяют поступки людей, умели составить хитроумные каталоги добродетелей и пороков; их мудрецы способны были доказать любому желающему, что всякая правда является ложью, а всякая кривда – истиной*… так что человек этот с помутившейся головой и смятением в сердце мог уже усомниться в существовании самого Бога.

Ну, разве не должен был король гордиться такими людьми? Мужчины здесь были крепки телом и ступали по земле с изяществом танцоров; иссиня-чёрные, надушенные кудри рыцарей переливались под лучами бесчисленных ламп, скоплением солнц, светивших в королевских чертогах. Белолицые и румяные женщины этого народа были прелестны, нежная кожа их светилась, как горный мрамор, а голоса казались сладкой музыкой, льющейся со ступеней белокаменных дворцов.

И впрямь, как не гордиться королю подобными подданными, в таком совершенстве приспособившими мир к собственным нуждам, что и внуки их имели возможность воспользоваться плодами трудов своих дедов?

Но увы! Все они были рабами – и король, и священник, и знатный горожанин; такими же, как самый последний смерд, а быть может, и ещё большими, ибо он был рабом против собственной воли, а они – по доброму согласию.

Словом, они умели всё – только не знали справедливости, правды и милосердия; посему Господь изрёк над ними Свой суд, только до поры отсрочил выполнение приговора.

Многие века эти люди воевали с одним народом, но так и не смогли полностью покорить его. Слабый числом, этот народ оби-тал буквально в самом сердце страны – возле гор. Но победа постепенно приближалась, соседи утрачивали свою землю – за акром акр, поливая каждый из них целыми морями крови, и конец свободного народа был уже недалёк: на сей раз король Вальдемар пришёл в эту землю с великим войском, чтобы, как хвастливо говорил он самому себе, навсегда закончить эту войну.

* * *

Но теперь направимся в окружённый стенами город в свободной земле, в дом, сложенный из нетёсаного камня, в невысокую горницу в этом доме, по которой нетерпеливо расхаживает взад и вперёд некий старик.

– Неужели она всё-таки не придёт, – говорит он. – Солнце зашло два часа назад… Пришли вести о вторжении врага. Как ужасно, если её взяли в плен.

Яростная и беспокойная энергия этого мужа избороздила лицо его многочисленными морщинами; однако он кажется утомлённым – таким бывает человек, который, совершив всё возможное, вынужден терпеть поражение. Он как будто бы мечтает об уходе, об отдыхе: он отчаялся… он, сражавшийся во многих битвах и собственной рукой отражавший весь напор, весь натиск врага. Последнее вторжение, на его взгляд, действительно должно было стать последним; доселе волна за волной разбивались они об его отчую землю и откатывались назад – в извергавшее новые валы свирепое море. Теперь родине предстоит утонуть под этими водами… Как страшно Господь наказует народ за грехи! Но вернёмся назад, волнение за Гизеллу – за дочь – одолевает его… Он всё расхаживает взад и вперёд, время от времени останавливаясь и разглядывая самые знакомые предметы. Вот и ночь подошла к концу…

Тут снаружи пропел горн, прозвучали пароль и ответ, во дворе открылась калитка, ибо в городе, стены которого слабы, каждый дом становится небольшой крепостью. Звуки эти радуют старика, и он спешит ко входу, где его встречают два молодых рыцаря при всём вооружёнии и пришедшая с ними дева.

– Слава Богу, вы вернулись, – говорит старик и умолкает, разглядев лицо дочери – бледное, переполненное невыносимой скорбью.

– Все Святые! Гизелла, что случилось? – восклицает он.

– Отец, Эрик сейчас всё расскажет тебе.

Тут раздается металлический лязг. Это Эрик бросил на камни меч в дорогих, украшенных каменьями ножнах; вот он попирает его ногой, сокрушая жемчужины, и говорит, тряхнув головой:

– Отец, враги уже на нашей земле, и да примет каждый из них подобную участь. Я уже разделался с двоими.

– Эрик, сын мой… Эрик! Ты всегда говоришь о себе самом; скорее расскажи мне, что было с Гизеллой. А если ты не перестанешь хвастать и интересоваться только собой, тебя ждёт скверный конец, – только всё это отец говорит с улыбкой, поблескивая глазами.