Ради этого лучшего он, собственно говоря, и прибыл в Индию: его задачей было научиться прогнозировать муссонные дожди. Опираясь на свои предварительные наработки, ученый был вынужден возобновить программу прогнозирования, начатую еще в 1880-х гг. и приостановленную в 1902 г. после череды катастрофических засух. Между тем предшественник Уокера Элиот подчеркивал, насколько опасно было «искать совершенства в краткосрочных прогнозах»[157]
. Слишком уж несовершенными оказались знания и методы, чтобы рассматривать прогнозы как нечто большее, чем вероятностные сценарии. Но на фоне голода и настойчивых требований правительства снова начать давать прогнозы предостережение Элиота трудно было расслышать. Уокер был как никто осторожен и даже настроен скептически и подчеркивал, что находимые им коэффициенты корреляции не могут служить надежным фундаментом для прогнозирования. Эти корреляции менялись из года в год, иногда довольно резко. Если и выпускать прогнозы, призывал он, то только с серьезными оговорками. Уокер предлагал дать им более подходящее скромное название – «предположения»[158]. Но термин «прогнозы» уже прижился, а подстегиваемое необходимостью желание, чтобы эти оценки обладали прогностической силой, пересиливало все доводы. Конечно, прогнозирование делало некоторые успехи, но не реже оно терпело неудачи, и, к вящей досаде всех причастных, после стольких вложенных сил и средств и перед лицом столь очевидной необходимости метеорологическая наука оказалась не способна предложить более надежные прогнозы. Страх ошибиться подчас приводил к тому, что эксперты прогнозировали погоду хуже, чем простые люди. Чарльз Добени назвал удручающей ситуацию, когда «необразованный крестьянин обладает интуитивным знанием, в то время как ученый муж, хотя и кичится знанием общих законов атмосферных явлений, зачастую теряется в попытке распутать клубок связанных с этим эффектов, которые предлагает поток ежедневных наблюдений». Метеорологи находились между молотом и наковальней: что бы они ни делали, осуждения было не избежать. Ошибочный прогноз мог запятнать их репутацию, тогда как слишком осторожный, с большими оговорками, никого не устраивал. Если шарлатаны не испытывают никаких угрызений совести, делая неверные предсказания, продолжал Добени, то «Гершели или Араго объявляют себя некомпетентными в попытке предвидеть то, что может произойти в течение следующих 24 часов»[159].Парадокс был в том, что муссоны помогали скорее прогнозировать, что произойдет в других частях планеты, чем сами муссонные дожди[160]
Почему? Этого математик Уокер сказать не мог. К счастью, хотя муссоны по-прежнему оставались таинственной и непредсказуемой силой, управляющей судьбой сотен миллионов индийских земледельцев и тех, кто зависел от их зерна, таких ужасающих по своим масштабам бедствий с миллионами голодных смертей, какие предшествовали прибытию Уокера в Индию, больше не случалось. Этому способствовали как изменения, внесенные британцами в свою экономическую и социальную политику, так и череда летних сезонов с обильными муссонными дождями.Уокер не только не сумел выполнить поставленную перед ним основную задачу – научиться прогнозировать муссонные дожди с помощью статистики, но и не смог дать какого-либо физического объяснения сделанному им открытию. В некотором роде это было все равно что с точностью описать полет бумеранга, не понимая, что лежит в основе этого явления. Описав феномен индийских муссонов с помощью самых передовых из доступных на тот момент средств, Уокер никогда не забывал о том, чего он не сумел сделать. Выступая с лекцией на Пятом Индийском научном конгрессе в 1918 г., он подчеркнул, насколько важно понимать фундаментальные принципы, лежащие в основе изучаемых явлений. «В жизни необходимо, – убеждал он своих слушателей, – умение применять эти принципы к реальным явлениям… Когда Пастера попросили найти средство от неизвестной болезни шелкопрядов, которая почти уничтожила отрасль шелководства во Франции, он, как химик, абсолютно ничего не знал о шелковичных червях. Но он сумел решить эту проблему, и именно общее понимание природных принципов обеспечило ему успех»[161]
. Уокер лучше других знал, что как раз «общего понимания» в открытой им системе мировой погоды недоставало.