Воды слонам!

Вместо ответа я поджимаю губы.

— Но ему-то так не кажется.

— Что за вздор! Уж если человек врет, то он врет.

— Он старый человек.

— Он лет на десять моложе меня, — отвечаю я, возмущенно выпрямляясь.

— Ох, мистер Янковский… — Розмари вздыхает и возводит очи горе, как будто взывая о помощи, а потом садится на корточки и накрывает мою ладонь своей. — А я-то думала, мы с вами друг друга понимаем.

Я хмурюсь. Она играет явно не по правилам.

— Может быть, он в чем-то и не прав, но он не врет, — произносит Розмари. — Он действительно верит, что носил воду для слонов. В самом деле.

Я не отвечаю.

— Когда вы становитесь старше — я не о вас, а вообще, ведь все стареют в разное время — то, о чем вы думаете и к чему стремитесь, начинает казаться частью вашей жизни. Вы начинаете верить в свои фантазии, сами того не ведая. Они становятся частью вашего прошлого, и если кто-то говорит вам, что вы врете, вас это не может не оскорбить. Ведь вы даже не помните, с чего все началось. А вас вдруг ни с того, ни с сего обзывают лжецом. Может, вы и правы относительно подробностей, но теперь-то вы понимаете, почему мистер Макгинти так обиделся?

Я сердито утыкаюсь взглядом в колени.

— Мистер Янковский, — мягко продолжает она, — давайте я вас все-таки отвезу за тот стол, где сидят ваши друзья. Ну, пожалуйста. Сделайте милость.

Ну, не восхитительно ли? Впервые за столько лет женщина просит меня сделать милость, а меня мутит от самой этой мысли?

— Мистер Янковский!

Я гляжу на ее нежное лицо, отделенное от моего всего двумя футами. Она смотрит прямо мне в глаза и ждет ответа.

— Ну, так уж и быть. Но только не просите, чтобы я с ними разговаривал, — говорю я, с отвращением отмахиваясь.

И я ни с кем не разговариваю. Сижу и слушаю, как Старый Врун Макгинти вещает о чудесах цирка и о том, как мальчиком помогал циркачам, а седовласые старушки внимают, склоняясь к нему все ближе, и глаза их затуманиваются от восхищения. Я просто-таки впадаю в неистовство.

Едва открыв рот, чтобы возразить, я встречаюсь взглядом с Розмари. Она заправляет салфетку за воротничок какой-то старухе в противоположном конце столовой. Но смотрит при этом на меня.

Я снова закрываю рот. Надеюсь, она заметила, как я стараюсь.

Она заметила. Подойдя ко мне, чтобы отвезти обратно после того, как мне принесли (и вскоре унесли обратно) коричневый пудинг, политый сверху растительным маслом, она наклоняется и шепчет:

— Я знала, что у вас получится, мистер Янковский. Знала.

— Да-да. Но мне было нелегко.

— Но ведь так лучше, чем сидеть за столом одному, правда?

— Возможно.

Она вновь возводит очи горе.

— Ну ладно, вы правы, — нехотя говорю я. — Так лучше, чем сидеть одному.

ГЛАВА 14

Уже шесть дней прошло с тех пор, как Марлена повредила ноги, но ее до сих пор не видно. Август тоже больше не приходит обедать на кухню, так что я сижу за столом один как перст. Когда я натыкаюсь на него во время обхода в зверинце, он вежлив, но отчужден.

Что касается Рози, то ее в каждом новом городе возят во время циркового парада в фургоне для бегемота, а потом показывают в зверинце. Она научилась переходить за Августом из слоновьего вагона в зверинец, а он, в свою очередь, перестал лупить ее почем зря. Она трусит рядом с ним, он же ведет ее, загнав ей поглубже крюк под переднюю ногу. В зверинце она стоит за веревочным заграждением, очаровывая толпу и принимая угощение. Дядюшка Эл не говорит ничего определенного, но, судя по всему, пока больше не собирается вводить номер со слоном.

Чем дальше, тем больше я беспокоюсь о Марлене. Каждый божий день, подходя к кухне, я надеюсь, что мы с ней наконец увидимся. И сердце сжимается всякий раз, когда ее там вновь не оказывается.

Еще один долгий день где-то у черта на куличках подходит к концу — когда катишься по железной дороге, все города на одно лицо — и Передовой отряд готовится отчаливать. Я валяюсь на постели, почитывая «Отелло», а Уолтер на своей раскладушке читает Вордсворта. Рядом с ним примостилась Дамка.

Вдруг она поднимает голову и рычит. Мы с Уолтером тут же вскакиваем.

В дверном проеме показывается большая лысая голова Графа.

— Док! — зовет он меня. — Эй, Док!

— Привет, Граф. Чем могу служить?

— Нужна твоя помощь.

— Без вопросов. В чем дело? — я откладываю книгу в сторону и оглядываюсь на Уолтера, который с трудом прижимает к себе извивающуюся Дамку. Она все еще порыкивает.

— У нас там Верблюд занемог, — шепотом говорит Граф. — Плохо ему.

— Плохо с чем?

— С ногами. Совсем не слушаются. Он их вроде как роняет. И руки не лучше.

— Он пил?

— Сейчас — нет. Но разницы никакой.

— Вот черт. Граф, ему нужно показаться врачу.

Граф морщит лоб:

— Так я для того и пришел.

— Граф, я не врач.

— Ты же лечишь зверей?

— Ну, это совсем другое дело.

Я оглядываюсь на Уолтера, но тот делает вид, что увлечен чтением.

Граф выжидательно моргает, глядя на меня в упор.

— Послушайте, — произношу наконец я. — Если ему плохо, давайте я поговорю с Августом или с Дядюшкой Элом, чтобы в Дубьюке вызвали врача.

— Они не станут вызывать ему врача.

— Почему?

Граф выпрямляется, пылая праведным гневом.