«Отец-то вон какой добрый человек, а беден, — думает Васли. — Зато у Окишева никого из его семьи — ни самого, ни жены, ни дочери — в поле не увидишь, никто из них не работает, но живут, наверное, богаче всех в селе. В Туреке у них лавка, в Параньге, в Косолапове. Каждое воскресенье запрягают в пролетку черного жеребца и катаются по деревням, словно на масленице. Конь у них хороший, быстрый. Почему у них для баловства такой конь, у нас же для работы путной лошади нет? Как же так?»
Мысли, мысли, идут одна за другой, мучают, путают. Кто даст на них ответ?
Вот и опять пришла зима.
Вернувшись из школы домой, Васли наскоро пообедал и достал лыжи.
— Куда ты, сынок? — остановила его мать. — Посмотри, как на улице метет, белого света не видать.
— Ничего, мама, — ответил Васли. — В такую погоду хорошо кататься, ветер подгоняет.
Едва Васли вышел на улицу, ветер, закрутив, бросил ему в лицо пригоршни снега и пронесся дальше, поднимая над сугробами белые вихри.
Васли скатился по своей улице вниз к реке. Лыжи сами бегут. А на реке еще лучше: снег плотный, накатанный. Васли распахнул шубейку, получился парус. В ту же секунду ветер подхватил его, подтолкнул и понес вперед, к пруду.
— Хорошо! — радуется Васли. Он несется быстро-быстро, только в ушах свистит, и позади завивается, клубится снежная пыль.
Мальчик не заметил, как оказался возле мельницы. Вешняк открыт. Вода с шумом стекает вниз. Сквозь ветер слышен звук работающих жерновов.
Васли снял лыжи, поставил к стене и вошел в нижний амбар, надеясь там найти Эчука.
В амбаре, стараясь перекричать друг друга, спорили двое мужчин: сам хозяин мельницы Чепаков и какой-то незнакомый Васли мужик. В стороне стоял отец Эчука — мельник Прокой. Мужик размахивал руками и озлобленно кричал, наступая на хозяина мельницы:
— Столько верст тащил, а теперь, выходит, возвращайся домой не смоловши? Так по-твоему?
— Да пойми ты, — возражал ему Чепаков, — зерна-то у тебя мало, ведь даже дна лотка не покроет.
— Где я возьму больше? И это у людей занял. Своего только с долгами расплатиться достало!
— Ну ладно, ладно, — урезонивает мужика Чепаков, — я ж тебе объясняю: ну, засыплем твое зерно в лоток, муки в ларь совсем не выйдет, вся останется на жерновах. Неужеди ты этого не можешь понять, дурья твоя голова?
— Ты, Яков Яндыганыч, моей головы не касайся. Думаешь, разбогател, у тебя ума прибавилось? Ты же сам когда-то в заплатанной рубахе ходил…
— Ну, ходил, ходил, — отмахнулся от мужика хозяин мельницы. Ему, видно, надоело препираться с мужиком, и он, повернувшись к Прокою, сказал: — Закончишь молоть зерно Сидора из Шолен-гера, останови мельницу.
— А что делать с этим мужиком, Яков Яндыганыч? Ведь все-таки он издалека…
Чепаков сердито посмотрел на мельника.
— Я ж тебе сказал: мельницу останови. Не гонять же ее попусту.
Чепаков вышел во двор. Прокой, вздохнув, сказал мужику:
— Слушай, земляк, в Черкё-Сола у Длинного Метрия есть ручная мельница. Иди к нему.
— Спасибо, Прокой, — ответил мужик, нахлобучил шапку, вскинул мешок на плечи, и дверь за ним захлопнулась.
Прокой увидел Васли.
— Эчука здесь нет, — сказал он. — Он в доме, ступай туда.
Васли вышел из амбара. Мужик уже перешел запруду и теперь, согнувшись в дугу и наклонив голову, чтобы ветер не так хлестал в лицо, медленно шагал по белой целине.
Ветер налетал порывами, тогда мужика окружало белое облако и казалось, что он топчется на месте. Тощий мешок с зерном то и дело сползал с плеча.
Васли смотрел ему вслед, пока он совсем не скрылся в белой мгле.
На следующий день Вениамин Федорович на уроке сказал:
— Раскройте книгу для чтения на тридцать восьмой странице.
Ребята открыли книгу для чтения «Вешние всходы» Тихомирова на нужной странице.
— Сегодня мы проведем урок рассказывания по картине, — продолжал Вениамин Федорович. — Что за картина на этой странице? Коля Устюгов, прочти, что написано под картиной.
— «Сбился с дороги», — громко прочел Коля Устюгов.
— Подумайте и составьте по этой картине устный рассказ. Мосолов, расскажи, что ты видишь на этой картине, — вызвал Вениамин Федорович Васли.
Васли встал. Взял в руки книгу. Пристально вгляделся в картину. Потом положил книгу на парту и, глядя в одну точку поверх голов, будто там, на стене, над доской, он видел эту картину, стал рассказывать: