Воды Зардинах (СИ)

— Приветствую вас в Ташбаане, Ваше Высочество. Я тархан Фарис, сын тархана Кидраша и господин Калавара, — заговорил мальчик звонким голосом, а Аравис едва не запнулась, увидев в его лице отражение отца и старшего брата разом. Словно их лица — такие родные и… мертвые — на мгновение проступили сквозь эти совсем детские черты, глянули его карими глазами и улыбнулись его губами.

Ты здесь. Ты всё же возвратилась домой.

— Возлюбленная сестра, — продолжил мальчик, робко переведя взгляд на отнявшую от лица накидку Аравис, словно всё еще боялся ошибиться. — Вы совсем промокли под дождем. Позвольте проводить вас и ваших спутников в приготовленные для вас покои.

— Благодарю, милый брат, — ответила Аравис, не сумев сдержать дрожи в голосе, и почувствовала, как ее руки коснулись пальцы мужа. — Я… так рада нашей встрече.

Он ведь прочел ее письмо? Она не получила ответа ни от него, ни от Ласаралин, но… он ведь не сжег его, не читая?

— Как и я, сестра, — еще тише сказал мальчик и будто понял, о чем она думает. — Ваше письмо… было настоящим подарком, и я…

— Милостивый тархан, — рассмеялся у него за спиной, перекрывая шум дождя, женский голос, и она выплыла из высоких дворцовых дверей, словно дикий лебедь. Белоликая, синеглазая, окутанная иссиня-темными кудрями и мгновенно привлекшая к себе взгляды всех мужчин. И тоже облаченная в красное. — Что же вы держите гостей нашего повелителя, да живет он вечно, на пороге? Идемте скорее, Ваше Высочество, вы, верно, совсем продрогли с дороги. А вы ступайте к своей дорогой матушке, благородный тархан, она ждет вас в своих покоях.

Повелителя, раздраженно повторила в мыслях Аравис, но спорить не стала. И понадеялась, что это далеко не последняя ее встреча с братом.

— Мое имя Ясаман, — продолжила незнакомка, повернувшись с грацией горной лани и поманив гостей белой рукой в полудюжине тонких колец с рубинами. Всего лишь «Ясаман»? Не тархина? — Мне велено убедиться, что благородные господа не будут ни в чем нуждаться во дворце нашего повелителя.

Благородные господа, судя по их потерянным взглядам, мечтали лишь о том, чтобы узнать об этом дивном создании хоть что-то еще, кроме ее имени. Чем немедля вызывали безмолвное возмущение среди сопровождавших Аравис женщин. Ох, не миновать этим господам нагоняя от любящих жен и сестер по истечении дня. Аравис же больше занимало другое. Она ждала, что их разместят в одном из гостевых дворцов, но тисроку, верно, не давал покоя побег королевы Сьюзен. В случае беды… из его дворца бежать будет некуда. И этот красный цвет…

Сновавшие по высоким беломраморным коридорам слуги провожали арченландцев задумчивыми взглядами, а Аравис подмечала вновь и вновь, что каждый из них облачен в красное. Одно-два платья ничего бы не значили, но когда даже рабов одевают во все оттенки алого и винного цвета…

— В чем дело? — шепотом спросил Кор, заметив ее настороженность, и она почти прижалась к его плечу, чтобы ответить еще тише.

— Двор в трауре. Красное надевают, когда умирает кто-то из правящей династии.

Но кто? У Рабадаша осталось не так уж много родичей — брат и вовсе один, а сестры… Сестрой он называл лишь одну из дочерей своего отца, и в последние годы она почти не покидала южных рубежей, неожиданно для всех — во всяком случае, для послов из других королевств, — выйдя замуж за одного из тарханов в самый разгар последней войны с пустынниками. Неужели… кто-то из детей? Но дети у тисрока были лишь от Ласаралин и… Она родила несколько месяцев назад, но вдруг это какая-то болезнь и…?

— Скажите, Ясаман, а как здоровье тархины Ласаралин и ее сыновей?

— Прекрасно, — ослепительно улыбнулась та, обернувшись через плечо и вновь превратив арченландских мужчин в потерянных юнцов. — Юные принцы — самые очаровательные младенцы на свете. А их сестра обещает вырасти в такую же красавицу, что и ее мать. Вы непременно должны познакомиться с ней, тархина. Клянусь, более грациозного создания не найти во всей империи.

У Кора недовольно дрогнули губы, но, слава Аслану, ее наставления не пропали даром. О том, что в Калормене женщина не имеет прав на титул мужа, Аравис напомнила ему трижды. Последний раз — перед самыми воротами Ташбаана под грохот ливня о почерневшую мостовую.

— Здесь я тархина Аравис, а не принцесса. Они называли бы меня принцессой, родись я в чужих землях, но по рождению я одна из них и не могу зваться иначе, чем титулом, данным мне моим отцом. Даже Ласаралин осталась тархиной, хотя она жена тисрока, а я не могу стоять выше нее.

Это право было лишь у женщин, рожденных в правящей династии, и выше Ласаралин ныне, верно, была одна только принцесса Джанаан. Остальным сестрам тисрока не следовало надеяться даже на то, что он помнит их имена.

— Я рада знать, что тархина Ласаралин счастлива в своем материнстве, — ответила Аравис и увидела, как подкрашенные кармином губы Ясаман изогнулись в лукавой улыбке.