Военно-эротический роман и другие истории

После небольшого отдыха Мартын поступил в Распоряжение Нади. Он выкупала его в ванной, подпоила, подкормила и с помощью губ, языка и невероятных своих грудей собрала-таки в арсенале артиллериста остатки пороха. Потом опять Рита… Неугомонные какие…

– Кто вы, девочки?

– Мы жены рыбаков, и больше ни о чем не спрашивай, военный!

Потом за дело принялась Рита.

Потом опять…

Потом…

Всю силу молодого, недавно, не следует забывать, травмированного мужика вычерпали – выскребли к утру ненасытные рыбачки.

Наконец, то, что осталось от Мартына рухнуло на широкое ложе и отрубилось напрочь. Его кантовали, перемещали на край кровати – он не просыпался.

– Военный, у нас-то выходной, а тебе, наверное, на службу нужно?

Бесполезно.

Мартын спал глубоко и безмятежно, как когда-то в юности, до поступления в военно-морское училище. Не было силы, способной разбудить и поставить на ноги загулявшего офицера. Только сон – секунда за секундочкой – мог по капельки восстановить измочаленный организм. Женщины пристроились рядом и тоже уснули сладким сном. Они-то не были так измучены нежными схватками: во-первых, на их стороне было численное преимущество. А во-вторых, они – женщины.

В три часа дня Мартын отправился в плавказарму – сдаваться. Опустошенный и как-то даже отупевший, он не шел, а плелся по неровному тротуару. Встречный ветер бил по лицу, норовил сорвать фуражку. Ладно, фуражку: ее можно нахлобучить поглубже, и ремешок завести за подбородок. Ветер этот проклятый за ноги хватал, за ослабевшие в коленях ноги моряка. Еще позавчера эти ноги крепко упирались в качающуюся палубу, а сегодня подгибались и заплетались на ровном месте. Мартын зашел за угол дома, прислонился к стенке, закурил. Ах, Мартын, Мартын! Зачем же? Что за вредная привычка курить от нечего делать! И что за гусарство курить именно этот убойный «Легерос»! Ну, постоял бы у стеночки, расслабившись, да и поплыл бы дальше по малолюдной улице, экономя топливо. Так нет же: затянулся кубинской сигаретой, да и потерял остойчивость, как судно, у которого сместился центр тяжести. Крен, крен, крен с дифферентом, и безобидный только что дом стал опрокидываться на Мартына, и только распластавшись на земле, Мартын остановил это ужасное падение пятиэтажки.

В этот как раз момент с местом аварии артиллериста поравнялся комендантский «УАЗик». Излишне говорить, что вид приземлившегося на тротуар офицера произвел на коменданта сильное впечатление. Надо полагать, что если бы машина коменданта оказалась на этом месте минутой раньше, водитель все равно получил бы приказ остановиться: не для того комендант занимал свою должность, чтобы оставлять без внимания еле держащихся на ногах капитан-лейтенантов. А тут такой подарок: военный моряк в полнейшем дрейфе! Досадно, да и не по чину, но пришлось подполковнику и самому потрудиться, чтобы вместе с водителем перевести офицера из положения «лежа на тротуаре» в положение «сидя в машине». Стражи воинского порядка справились с задачей, и через полчаса Мартын обживал небольшую офицерскую камеру на гарнизонной гауптвахте.

Мартын лежал на деревянном топчане, укрытый шинелью. Родная военная система поддержала его в трудный час: предоставила, хоть и жесткое, но – место для лежания, хоть и в узилище, но – покой. Профессиональную амбицию не поддержала, а временный жесткий покой предоставила. Ну и ладно, ну и будем спать. Народная солдатская мудрость гласит, как известно: идти лучше, чем бежать, стоять лучше, чем идти, сидеть лучше, чем стоять, а лежать, лучше, чем сидеть. Вот так. Уснули, уснули, усну…

Председатель государственной комиссии, узнав о ЧП с артиллеристом, с трудом сдержал вздох облегчения. Теперь не потребуется никаких мнимых болезней: офицер отстраняется от участия в работе госкомиссии за личную недисциплинированность. Тот, кого пришлют на замену, будет более покладистым, потому что таких упертых, как этот Зайцев, просто больше не существует.

«Разбор полетов» на гауптвахте происходил в десять часов утра. Комендант гарнизона подполковник Топило по своему внешнему виду, как нельзя более, подходил к должности воинской дисциплины: высокий, широкоплечий, с большой головой и грубо отесанным лицом, он был, конечно же, чисто-начисто выбрит, коротко стрижен, брюки отутюжены, пуговицы на кителе надраены, подворотничок утренней подшивки, наградная колодка не засалена, словно только что из военторга.

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Садитесь, капитан-лейтенант. Докладывайте.

– Что докладывать, товарищ подполковник?

– Откуда вы такой красивый?

– Документы у меня забрали. Посмотрите. Там в командировочном предписании…

– А ты меня не учи, куда мне смотреть! Докладывай сам, а я послушаю.

Голос у коменданта был низкий и грубый. Низкий от природы и грубый от должности. Он как бы не говорил, а рычал на нарушителя, подчиняясь неписанному правилу комендантской службы. Вместе с тем ему почему-то нравился этот рыжий каплей, который не юлил, не извинялся, держался независимо – на столько, на сколько позволяло положение.