Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века

Количество военнопленных все увеличивается, и с февраля 1905 г. о. Петру (Сибаяма) поручается окормлять военнопленных еще и в Тенгачае, куда в начале 1905 г. попадает 6 тысяч человек.

К началу 1905 г. в резерве Японской православной церкви оставались еще два священника, знающих русский язык – Андрей (Метоки) и Алексей (Савабе). Они вскоре понадобились. В начале января для служения в Дайри вызывается о. Андрей (Метоки), а в Хаматера назначается о. Алексей (Савабе). С самого начала 1905 г. было очевидно, что справиться со служением будет трудно – только в Хаматера к середине января оказалось уже 12 000 военнопленных. Когда о. Алексей (Савабе) прибывает на место служения, там как раз вспыхивает бунт военнопленных, для усмирения которых из Осака прибывают три роты солдат[274]. Впрочем, многочисленная паства вскоре полюбила о. Алексея. В июне 1905 г. военнопленными были даже собраны деньги (150 рублей), чтобы «соорудить икону св. Алексея для подарка от них о. Алексею Савабе в благодарность за его ревностное служение у них»[275]. Но во второй половине июля 1905 г. из-за какого-то нарушения правил о. Алексей (Савабе) был отстранен от служения, ему было запрещено навещать военнопленных[276].

В феврале 1905 г. для служения в Фукуока и Даири прибывает о. Андрей (Метоки), сразу же и нарушив первое распоряжение епископа. О. Николай предписал о. Андрею заехать в Мацуяма к о. Сергию (Судзуки), чтобы ознакомиться с опытом служения у русских военнопленных, и даже дал денег на дорогу. Вместо этого о. Андрей (Метоки) направляется в Химедзи к о. Павлу (Морита). О. Николай был рассержен: «До сих пор христиане часто не слушались своих священников; но это еще не очень великая беда, если иерархия соблюдает свое единство; если же священники перестанут слушаться епископа, то Церковь будет повреждена в корне, и ей грозит разрушение»[277]. Несмотря на это недоразумение, о. Андрей (Метоки) старался изо всех сил – он заходил к военнопленным после службы, беседовал с ними и, хотя по-русски говорил плохо, «но все-таки его можно было понять»[278], проводил богослужения, хотя и «очень плохо выговаривает слова молитв»[279].

Основной заботой зимы – весны 1905 г. стала для священников организация праздничных богослужений – рождественских и пасхальных. Причем с первыми удалось справиться гораздо проще, но уже к Пасхе 1905 г. количество военнопленных снова резко увеличивается. Пасхальные же торжества требовали значительного напряжения сил священнослужителей, например, для организации исповедей, хотя бы и коллективных. Для этого приходилось привлекать дополнительно священников, в том числе не знавших русского языка.

Между тем выход был. С самого начала войны о. Николай надеялся на то, что из России для окормления военнопленных будет выписан русский священник. Получив отказ, о. Николай еще сохранял надежду на то, что с пленными останутся военные священники. Действительно, в числе спасенных с «Рюрика» оказался священник – о. Алексей (Оконешников). Вместе с остальными пленниками он был доставлен вначале в Симоносеки, а затем – в Сасебо, где его впервые подвергли допросу и сообщили, что скоро отпустят на Родину. О. Алексей выразил желание остаться с командой «Рюрика», однако «офицеры решили иное»[280] – они хотели передать с о. Алексеем донесение о судьбе «Рюрика» в Россию. Не собиралась задерживать священника и японская администрация – ему «разрешили проститься со своими, ни о чем с ними не разговаривая»[281], и отправили в Нагасаки. В Нагасаки о. Алексей похоронил четверых умерших матросов, поскольку там имелись русская часовня и православное кладбище, и вскоре был отправлен на пароходе в Шанхай[282].

Хотя пробыл о. Алексей в Японии очень недолго, газеты успели о нем написать, и о. Николай через французского посланника пытался ходатайствовать, чтобы священник с «Рюрика» был оставлен в Японии «не в виде пленного, а для удовлетворения нужд его паствы, оставленной пленною в Японии»[283]. Однако ходатайство не было удовлетворено.

В декабре о. Николай через французского министра снова начал хлопоты.

Вместе с пленными из Порт-Артура в Японию прибывают и священники[284]. Решив вновь просить оставить их с пленными, о. Николай на этот раз больше был уверен в успехе, тем более секретарь французского посольства заверил его, «что министр уже получил позволение от японского правительства на оставление русских священников с порт-артурскими пленными командами»[285]. Уже через неделю, 6 января, стало известно, что разрешение получено не будет.

Священник Дмитрий (Тресвятский), находившийся в Мацуяма, попытался остаться с пленными – полковник Кавано даже выделил ему комнату в госпитале для пленных. Выразили желание остаться еще двое. Однако в начале февраля все они были отправлены в Россию.