Военные истории

Сани выехали на пригорок, лес расступился и мы оказались на открытой местности. Вдруг лошадь встала на дыбы и отпрянула назад. Лесник свалился в снег, цепляясь за сани, а тетя вскрикнула так громко, что я проснулась. Вдалеке, из леса, навстречу нам, выскочили волки.

Дед схватил валявшиеся на снегу вожжи и на ходу вскочил в сани. Наклонив голову, швыряя из-под копыт комья снега, лошадь помчала сани вдоль леса.

Шесть серых теней, почуяв добычу, ускорили свой бег. Три волка шли прямо к саням, быстро сокращая расстояние. Трое других отстали, как бы наблюдая за тем, что будет дальше.

— Держи-и-и! …гони прямо! — кинул лесник вожжи дяде, а сам достал из под сена ружье.

Тетя крепко обняла меня и накрыла тулупом мою голову так, что мне стало нечем дышать. Сопротивляясь, я высунула наружу нос и увидела, как светящиеся угольки волчьих глаз приближались все ближе и ближе.

В это время долго целившийся в волка лесник, нажал на курок.

Громким эхом разнесся выстрел. Волк стал отставать, оставляя на снегу красный след. Остальные продолжали бежать за нами почти рядом. Прогремели еще два выстрела. Мимо!

— В волчицу надо бы! — бормотал старик, дрожащими руками заряжая обрез. Опять грянул выстрел. Метрах в десяти справа от саней серый зверь упал в снег. Остальные на миг оставили погоню, закружились вокруг раненой волчицы, но через несколько секунд оставшиеся четыре волка снова начали догонять сани.

— Мама! Мамочка-а-а! — завопила я, вцепившись в тулуп и увидев приближавшиеся серые тени.

А дальше дед с криком «Гони быстрее! Скоро станция!» спрыгнул с саней и оставшись один, встав на колени, стал стрелять в стаю.

Лошадь, сначала быстро побежала, но почуяв, что хозяин остался в беде, замедлила бег. Волки остались где-то в темноте. Я стала плакать сильнее, мне было жаль дедушку, которого, как я думала, загрызли волки. Лошадь встала. Солнце медленно выползало из-за деревьев, освещая дорогу. Далеко, за нашими спинами слышались выстрелы, подающие надежду, что лесник жив. Нам было уже не до поезда, на который мы опаздывали. Взрослые решали, что надо возвращаться назад, мы не могли оставить на станции лошадь и уехать, не узнав, что случилось с лесником. Вдруг на дороге появились два силуэта, которые становились все ближе. Один рослый мужик на лыжах, а второй, бежавший рядом дедушка-лесник. Они размахивали руками, показывая, чтобы мы поспешили на поезд. Недалеко от них бежала большая лохматая собака, которую мы вначале приняли за волка. Но мы их дождались. Огромный пес громким лаем поздоровался, а потом молча побежал рядом с лошадью, всем видом показывая, какой он хороший охранник. Оказывается, егерь из соседней деревни, вышел на лыжах, чтобы забрать на железнодорожном вокзале посылку и шел буквально за нами следом. Услышав выстрелы и крики, спустил с поводка собаку и сам подоспел вовремя. Но еще быстрее прибежал на помощь деду Полкан — верный друг егеря, большой, лохматый пес, который не в первый раз встречался с волками. Волки не ожидали такого поворота и разбежались.

Вот так, с приключениями мы сели в поезд и через 5 часов были дома в Москве.

Глава 5 МАТЬ

Место, куда попала Глафира, строго говоря, нельзя назвать женским лагерем. Как таковых женских лагерей — в формате советских тюрем для женщин — в системе ГУЛАГа не было. Каждый ИТЛ состоял из лагерных отделений, лагерных пунктов, разбросанных нередко по достаточно обширной территории.

Женские лагерные отделения были необычайно крупными, где содержалось одновременно несколько тысяч женщин. Женщины были практически в каждом лагере, содержались в женских зонах. В зоне находились бараки, столовая и другие бытовые помещения. Женская зона отделялась от мужской колючей проволокой. Мужчины и женщины пересекались на работах, когда их выводили из зоны.

Женщины, с которыми Глафира оказалась на зоне, были разного возраста, национальности и культуры.

Следственный изолятор, камеру в тюрьме, этап — все это было невыносимо переносить. Однако, это были цветочки, а настоящий Ад был впереди. Настрадавшись по пути в лагерь от унижений и грязи, Глафира надеялась отмыться по прибытии на место. Однако, это оказалось непозволительной роскошью. Кусок чистой марли, мыла, тряпки, даже горячую воду — нельзя получить законным путем! Причем, воды может и не быть. Баня — обязательная процедура в любом лагере там превращалась в недостойное унизительное зрелище, похожее на рабовладельческий рынок… Новоприбывших заключенных раздели донага. Парикмахеры проверили на вшивость, побрили лобки, подмышки и оценивающе осмотрели новый живой товар. Вскоре к ним присоединились остальные «купцы» из сидельцев и сотрудников разных рангов. Так началась ломка характера, выжигание всего человеческого, что еще теплилось в душах, осужденных на долгий срок женщин.