Я пошел к его матери и объяснил ей, что хочу сделать, рассказав обо всех сопутствующих рисках и дилеммах. Пришел анестезиолог, сказав, что есть лишь один пакет крови, которая подходит парню по группе, и больше взять негде. Он добавил, что готов помочь с операцией, но делать ее нужно в ближайший час, потому что его жене очень нездоровилось и ему нужно было домой.
– Но это займет не менее трех-четырех часов, – возразил я.
– Ладно, – ответил он. – Тогда давай займемся этим завтра с утра.
В ту ночь я не мог уснуть, переживая по поводу принятого решения. Вернувшись на следующий день в палату, я поздоровался с парнем, у которого к тому времени уже вовсю развивался сепсис. Я забеспокоился, не упустил ли возможность помочь ему. Оперировать или нет?
Я вышел, чтобы собраться с мыслями, а когда вернулся, застал паренька уже под общим наркозом. Решение было принято вместо меня.
В операционной не было нужных ремней, поэтому пришлось зафиксировать пациента в необходимом положении – лежа на правом боку, – привязав его простынями. Я проверил все инструменты – мне помогал операционный медбрат, которому я теперь полностью доверял. Выписав полученное от Мейриона сообщение на клочок бумаги, я повесил его на стену операционной, чтобы заглядывать туда по необходимости.
Я начал с разреза над ключицей, который продолжил под мышкой, а затем вокруг плеча над лопаткой. Отделил ключицу с помощью пилы Джильи, представляющей собой проволочное витое полотно[63], крепящееся к двум ручкам, за которые нужно поочередно тянуть быстрыми движениями, пока кость не будет распилена. Предельно аккуратно отделив подключичную артерию и вену, я проследил за тем, чтобы не дать разойтись наложенному ранее шву – это привело бы к обширному кровотечению. Затем я отделил все нервные корешки, ведущие от шеи к руке. Скрупулезно следуя указаниям Мейриона, отделил все мышцы, мешавшие удалению лопатки, костей плечевого сустава и ключицы, а вместе с ними и уже полностью пораженных инфекцией плеча и предплечья.
НА ЭТУ ЧАСТЬ ОПЕРАЦИИ УШЛО ПРИМЕРНО ДЕВЯНОСТО МИНУТ. В ИТОГЕ У МЕНЯ В РУКАХ ОКАЗАЛОСЬ НАГРОМОЖДЕНИЕ КОСТЕЙ, МЯГКИХ ТКАНЕЙ И ГАНГРЕНЫ – ВСЕ ЭТО Я СЛОЖИЛ В СТОЯЩИЙ РЯДОМ С ПАЦИЕНТОМ КОНТЕЙНЕР.
Медбрат к этому времени уже сдавливал все очаги кровотечения, и, в точности следуя указаниям Мейриона, я наложил на оставшиеся мышцы непрерывный шов, остановив тем самым кровь. На полу было немало крови, и анестезиолог решил, что пора использовать тот единственный пакет, что был в распоряжении.
Поняв, что подготовленных мной кожных лоскутов с лихвой хватит, чтобы закрыть рану, я приободрился. Мне даже пришлось срезать часть кожи, чтобы идеально закрыть рану. Установив две дренажные трубки, мы медленно вывели пациента из наркоза и несколько часов держали его в послеоперационной палате. Когда он полностью пришел в себя, я пошел сообщить его матери, что все прошло хорошо. Поскольку ему было всего шестнадцать, а серьезные осложнения вроде проблем с сердечными клапанами, которые порой сопутствуют столь сильному сепсису, отсутствовали, у него были все шансы на полное выздоровление. И действительно, к моменту моего отъезда несколько недель спустя он уже был на ногах и выглядел весьма здоровым и довольным.
Между тем в последующие дни наша маленькая больница в Рутшуру – прежде тихое место, где просто лечились люди, – оказалась переполнена ранеными. Борьба между представителями воюющих сторон резко обострилась. Группировка Нкунды пошла в наступление против конголезской армии и хуту, сражавшихся заодно с ними, и вскоре начавшая доноситься до нас стрельба уже не утихала. Больница открыла ворота, и вскоре в нее повалили всевозможные раненые – кто пешком, кто на машинах или в кузовах грузовиков. Вскоре больница уже не справлялась – на каждой койке лежало по два-три человека, а многих и вовсе приходилось размещать на полу. Бои к тому времени велись непрерывно, и теперь мы не только лечили раненых, но и укрывали на территории больницы сотни мирных жителей. Они пришли, спасаясь от боевых действий, – больница стала их убежищем. Сотни семей с брезентовыми палатками расположились на ее территории.
В один из дней нам пришлось иметь дело с семьюдесятью одним огнестрельным ранением, полученным в результате столкновений между группировками, и мирные жители, как всегда, оказались меж двух огней.
Нам некуда было девать людей, и мы не могли позволить себе роскошь разделять по палатам солдат, представляющих разные стороны. Тем, кто не мог сдвинуться с места, будучи привязанным к растяжке, приходилось оставаться в одной палате с людьми, в которых всего за несколько часов до этого они стреляли. Вместе с ними были и гражданские, попавшие под перекрестный огонь.