Военный врач. Хирургия на линии фронта

Работники гуманитарных организаций хорошо знакомы с блокпостами, и они, как правило, не вызывают особых проблем – это лишь часть пути из пункта А в пункт Б в зоне боевых действий. Только вот, подъехав ближе, мы поняли, что это не похоже на обычный блокпост. Внезапно с обочины рядом с деревом, вокруг которого была обмотана цепь, выскочил какой-то мужчина. Он выглядел совершенно безумным, с широко раскрытыми, вытаращенными глазами. В руках у него был AK-47, а на поясе и через плечо висели патронташные ленты.

МНЕ ВСЕГДА ГОВОРИЛИ, ЧТО НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА ТОМУ, КТО ТЕБЕ УГРОЖАЕТ: СТОИТ УСТАНОВИТЬ ЗРИТЕЛЬНЫЙ КОНТАКТ, И ТЫ У НЕГО НА КРЮЧКЕ.

Не уверен, было ли это случайностью или же сыграло злую шутку мое подсознание, но мне не удалось спрятаться от взгляда мужчины, когда он к нам подошел. Я отвел глаза вниз, а затем снова поднял, словно парализованный взглядом этого человека, тычущего оружием прямо в нас. Я начал отчаянно крутить ручку в двери, чтобы поднять окно, но было уже поздно. Он говорил на непонятном языке и принялся кричать на меня, единственного белого в машине. От него разило спиртным, и я чувствовал брызги его слюны на своей щеке. Он что-то злобно и безумно орал, а затем просунул в открытое окно ствол автомата и прижал его к моей шее.

Будь это голливудский фильм, я бы как-нибудь ловко извернулся, выхватил ствол автомата, выпрыгнул из машины и вырубил бы этого парня. Я понимал, что ничего не могу сделать. У него было оружие, он держал палец на спусковом крючке и мог в долю секунды меня прикончить. В шею впилось дуло автомата. Я почувствовал, как заколотилось сердце, а сонные артерии принялись пульсировать с такой силой, что голова пошла ходуном. Я не сомневался, что в любое мгновение моей жизни придет конец, и был в полном оцепенении, не в состоянии пошевелиться.

Раненый полковник на заднем сиденье «Лэнд-Крузера» стал кричать на этого мужчину – судя по всему, это был солдат конголезской армии. Тот тут же отвел автомат от моей шеи и принялся размахивать им в салоне машины. В этот момент водитель распахнул дверцу и со всех ног помчался вперед по дороге. Полковник все кричал и кричал – они долго обменивались репликами с солдатом, в то время как тот ходил вокруг машины, продолжая размахивать автоматом. Он осмотрел салон машины, но заглядывать в сумки не стал. Он посмотрел на перепуганного ребенка с сильными ожогами, а затем на женщину с забинтованным лицом, и постепенно напряжение, казалось, спало.

Полковник велел мне сесть за руль, и я переполз на водительское сиденье. От волнения меня так сильно трясло, что я не мог завести машину. У меня отнялся язык, и я был совершенно не в состоянии следовать простым указаниям, доносившимся с заднего сиденья. Наконец я увидел кнопку зажигания. Я нажал ее, и мотор заревел. Я включил первую передачу, и мужчина с оружием опустил цепь на землю. Очень медленно я проехал по лежащей цепи, ожидая в любую секунду услышать пулеметную очередь. У следующего поворота в кустах прятался наш водитель. Меня так и подмывало проехать мимо него.

Остаток пути мы проехали без происшествий. Вне всякого сомнения, я обязан жизнью этому полковнику – полагаю, так он отплатил мне за то, что я спас жизнь ему.

Наконец я добрался до Уэльса и был невероятно рад, что смог увидеть мать прежде, чем она умерла. Это случилось два дня спустя, 17 октября 2008 года. Вместе с тем я не мог избавиться от чувства вины. Пока я планировал отправиться в Конго, она постоянно рассказывала мне о своей инфекции мочевых путей, о том, что у нее в моче были какие-то «ошметки». Но я так и не понял, в чем дело, пока не узнал, что она попала в больницу, – тогда-то меня и осенило, что, должно быть, у нее образовалось соединение между мочевым пузырем и кишечником – пузырно-кишечный свищ. Как правило, он появляется из-за воспаления толстой кишки, так называемой дивертикулярной болезни, когда образуются дивертикулы – выпячивания стенки кишечника, которые в итоге могут проникнуть в мочевой пузырь. Теперь, когда вспоминаю об этом, у меня в голове не укладывается, как я мог упустить из виду столь очевидный диагноз – не думаю, что когда-либо смогу себя за это простить.

6 Зов неба

Понятия не имею, сколько жизней спас за свою карьеру: мне часто задают этот вопрос, но я никогда не знаю, как на него ответить. Бывают запоминающиеся или волнующие операции, часть которых я описал в этой книге, когда знаю наверняка, что без нее пациента ждала бы неминуемая смерть. Но значит ли это, что, не будь меня там, ему не помог бы кто-то другой? Кроме того, работая в зоне боевых действий, я зачастую так никогда и не узнаю́, чем все в итоге закончилось для пациента.