Дождавшись сумерек, мы наблюдали, как отвязывают от причала канаты. Мы все были взволнованы и насторожены – мы отправлялись прямиком в зону боевых действий по единственному доступному маршруту, за которым наверняка следили войска Каддафи. Перед отплытием у нас спросили, не хочет ли кто-то сойти на берег, потому что обратной дороги уже не будет. Несмотря на сильнейшее волнение, все остались на борту, и судно начало медленно выплывать из гавани в неспокойные воды открытого моря.
Помощник капитана почти сразу же подал ужин, и мы уселись уминать вареный рис с курицей, запивая апельсиновой газировкой. Примерно через час море стало более чем неспокойным, и вскоре нас бросало из стороны в сторону под углом почти сорок пять градусов. Волны становились все выше и выше, всех одновременно ужасно затошнило, и мы бросились к борту лодки. Я спросил у капитана, сколько еще часов нам плыть, на что он, рассмеявшись, ответил: «Шестнадцать!»
Когда рассвело, я рискнул выйти на палубу и с удивлением обнаружил с одной стороны фрегат Королевского флота, а с другой – французский военный корабль, которые сопровождали нашу крошечную рыбацкую лодку. Однако, как сказал капитан, скоро они должны были нас покинуть, поскольку мы находились примерно в пятидесяти морских милях от гавани Мисураты, куда судам НАТО путь был заказан. И действительно, вскоре оба корабля ушли в сторону, и мы остались одни.
Мы плыли в сторону берега, и небо над головой было голубым, а вода под ногами – глубокой и темной. Капитан и его помощник внимательно следили за горизонтом и в какой-то момент начали тайком перешептываться друг с другом. Мне дали бинокль, чтобы я мог увидеть все сам. Я разглядел очертания города. Высоко в небо поднимался дым, как из города, так и из гавани, где был взорван нефтеперерабатывающий завод. Пожар не утихал еще несколько дней после нашего прибытия.
Чем ближе мы подходили, тем больше напрягались капитан и его первый помощник. Наша скорость снизилась с пятнадцати узлов до пяти, а затем и до двух, когда мы приблизились ко входу в гавань. Мы с Рэйчел стояли рядом с капитаном, глядя друг на друга изумленными глазами, и она спросила: «Думаешь, в этот раз мы зашли слишком далеко?» Я хотел что-то сказать, чтобы разрядить обстановку, но понял, что не в состоянии выдавить ни слова – у меня сердце в пятки ушло.
(Причину беспокойства капитана я узнал намного позже, когда Рэйчел позвонила мне уже дома: «Ты знал, что вход в гавань Мисураты был заминирован?» – спросила она. Как выяснилось, НАТО обезвредило мины примерно через две недели после нашего отъезда. Как наша маленькая лодка прошла невредимой, я никогда не узнаю.)
Когда мы подошли к причалу, расположенному с одной из боковых сторон гавани, там было необычайно тихо. Затем я увидел грузовик с пулеметом пятидесятого калибра в кузове, ехавший по дороге с противоположной стороны, подстраиваясь под нашу скорость, пока мы подплывали к причалу. Для маскировки его заляпали грязью, из-за которой не было видно никаких опознавательных знаков. Грузовик оказался у причала одновременно с лодкой. Никто из нас не знал, чего ожидать, и мы все затаили дыхание. Затем из одной машины вышел мужчина в куртке «Врачей без границ».
– Привет! – крикнул он. – Я Мохаммед, полевой координатор. Добро пожаловать в Мисурату!
Мы вздохнули с облечением, и люди Мохаммеда принялись переносить в грузовик наши вещи, в то время как нас на других машинах на полной скорости повезли в штаб «Врачей без границ», расположенный в жилом районе города. Это было довольно большое здание, частично защищенное от снарядов соседними домами. Там была кухня, гостиная и еще несколько комнат, их использовали как спальни. Мужчины, которых было среди нас большинство, спали на матрасах на полу в одной комнате с одним крошечным санузлом. Женщины же разместились в другой комнате, где, как я заметил, удобства были лучше.
Расположившись, мы гурьбой спустились в гостиную на инструктаж. Мохаммед сказал, что мы стали первой группой, отправленной «Врачами без границ» в Мисурату, – более того, первыми, кого они прислали в Ливию после начала войны. Первым делом нужно было разобраться, в чем будут заключаться наши обязанности. В городе работали две больницы – «Аль-Хикма» и «Аль-Аббад», обе в нескольких километрах от линии фронта. «Аль-Хикма» была частной больницей, которую захватили повстанцы, переоборудовав ее в травматологический центр, а «Аль-Аббад» – онкологической, тоже перепрофилированной. Мы должны были решить, где наша хирургическая бригада принесет наибольшую пользу.