Военный врач. Хирургия на линии фронта

Мохаммед начал было рассказывать нам о текущей обстановке в городе, но вскоре мы все сидели на корточках на полу: над крышей дома один за другим полетели танковые снаряды – какие-то явно высоко, другие – угрожающе близко к уровню крыши. Обстрел продолжался с полчаса и был красноречивее любых слов. В конце концов Мохаммед смог рассказать, что нам очень повезло добраться невредимыми, потому что порт постоянно обстреливали – за два дня до нас там было убито около двадцати и ранено еще больше людей, ожидавших лодки, которая должна была доставить их в безопасное место.

Мохаммед объяснил, что среди мятежников почти не было военных, мало кто имел какую-либо подготовку и у них почти не было подходящего оружия. Это были обычные работяги: плотники, механики и официанты, никогда прежде не бравшие в руки оружия. Бо́льшая часть вооружения досталась им от погибших солдат проправительственных войск. Они совершенно ничего не смыслили в военном деле и несли огромные потери, из-за чего мы туда и прибыли.

Несмотря на их неопытность, Мохаммед отметил, что конфликт был далеко не таким асимметричным, как можно было подумать. То, чего повстанцам недоставало в технике и военных знаниях, с лихвой компенсировалось их желанием свергнуть Каддафи, и они готовы были отдать за это свои жизни.

В Мисурате шли уличные бои, а поскольку город был полностью окружен, деваться мятежникам было некуда. Они могли отступать лишь к морю, а на спасение, подобное случившемуся в Дюнкерке, рассчитывать не приходилось. Войска Каддафи были решительно настроены уничтожить повстанцев и автоматически считали любого пытающегося продолжить нормальную жизнь или занять нейтралитет врагом правительства, а следовательно, террористом.

После довольно скромного ужина, состоящего из бобов, печенья и кофе, мы вернулись в свои комнаты. Первая ночь в зоне боевых действий у меня всегда наполнена тревогой вперемешку с волнующим возбуждением. Я слишком хорошо осознаю, что не только нахожусь в совершенно чужом для меня месте, но и становлюсь свидетелем исторических событий – переживания по поводу собственной безопасности отходят на второй план.

На следующий день мы отправились в больницу «Аль-Хикма». Мохаммед повел меня на встречу с ее директором, чтобы обсудить, как лучше всего использовать нашу бригаду. Встреча выдалась не самой непринужденной и началась весьма неприятно. Директор посмотрел на меня и спросил: «Англичанин?» – а когда я кивнул, поманил за собой. Мы прошли в помещение, которое оказалось больничным моргом, расположенным рядом с одной из переговорных. Когда он открыл дверь, передо мной предстало страшное зрелище: мертвые тела были навалены друг на друга. Я никогда не видел ничего более ужасающего. Не знаю, хотел он меня шокировать или же просто наглядно показать, насколько опасным было это место.

Затем мы осмотрели остальную больницу. Оказалось, что были еще две бригады волонтеров, и я забеспокоился, удастся ли нам сработаться. Порой приходится довольно непросто, когда на месте уже развернуты другие хирургические бригады с собственными взглядами и методами работы. А в «Аль-Хикме», как это часто бывает в зонах военных действий, многие из местных старших хирургов уже уехали, опасаясь за свои семьи и имея возможность сбежать. Как это потом было и в Сирии, здесь остался лишь младший персонал, которому не хватало опыта травматологической хирургии. До войны Ливия была относительно мирной страной, и они иногда сталкивались с тупыми травмами, полученными в автомобильных авариях и прочих несчастных случаях, но никогда прежде не видели ранений, с которыми были вынуждены иметь дело теперь.

Палаты были забиты под завязку. Мы прошли в отделение интенсивной терапии, где, узнав, что я сосудистый хирург, один из врачей поинтересовался моим мнением о человеке с простреленным левым коленом. Пациента уже прооперировали, и на колене у него стоял внешний фиксатор. Как оказалось, хирург подготовил сосуды, чтобы обойти поврежденные артерию и вену. По сравнению с правой левая нога пациента была бледной и холодной; икра сильно распухла, и он испытывал сильную боль. Раненый провел в операционной восемь часов.

Отправляясь в зону боевых действий, я беру с собой определенное количество собственного снаряжения: хирургические халаты и маски, очки с четырехкратным увеличением, которые помогают мне оперировать на крошечных кровеносных сосудах и кожных лоскутах, используемых в пластической хирургии. Я беру с собой налобный фонарь, чтобы продолжать работать, если отключатся генераторы или погаснет свет, – кроме того, он помогает лучше разглядеть рану изнутри. Еще я беру с собой фетальный допплер – аппарат, позволяющий прослушивать кровоток в мелких периферических сосудах, когда в артериях недостаточно давления для появления пульса. Все это я вожу с собой в большом потрепанном старом чемодане.