Позже мы с Аммаром направились в палату интенсивной терапии, где лежал мальчик. Дверь была заперта, мы постучались, и медсестра пустила нас внутрь. Я ожидал увидеть других коллег, но, к своему удивлению, обнаружил лишь четыре кровати, занятые подключенными к ИВЛ пациентами, и никакого медицинского персонала. В этой маленькой комнате стояли на подставках шприцевые насосы с лекарствами и современное мониторинговое оборудование для измерения кровяного давления. У изножья каждой кровати висели карты, которые медсестра в одиночку скрупулезно заполняла актуальными данными о состоянии пациента, включая пульс, артериальное давление, температуру, диурез, описание выделений из дренажных трубок, вводимую дозировку лекарств, а также оксигенацию[91] каждого аппарата ИВЛ. Кроме того, имелся небольшой аппарат для измерения уровня насыщения крови кислородом.
Как одна-единственная медсестра могла справляться со всем этим современным оборудованием? Улыбнувшись, она показала мне на камеры, направленные на пациентов, по две на каждого. Одна была нужна для наблюдения за самим пациентом, а вторая – за его картой. Медсестра объяснила, что изображение передавалось по «Скайпу» напрямую в отделение интенсивной терапии одной больницы в Вашингтоне, где за мониторами круглосуточно следил один из врачей сирийского происхождения, корректируя в зависимости от клинических параметров дозировку лекарств и настройки аппаратов ИВЛ, причем не только в нашей больнице. В эту американскую больницу поступали данные из всех палат интенсивной терапии в Алеппо. Это была удивительная система под блистательным управлением Аммара Захарии, который обучил всех медсестер правильно реагировать на указания онлайн-специалистов.
Мы продолжили отслеживать состояние мальчика следующие двадцать четыре часа, пока он не поправился достаточно, чтобы дышать самостоятельно. Радости его родителей не было предела – это прекрасное начало моей миссии.
В одни дни работы было больше, чем в другие, а порой ее становилось так много, что дни незаметно перетекали в ночи и наоборот. Той осенью нам попадалось не так много осколочных ранений, но пострадавшие с огнестрельными ранами поступали непрерывно. Алеппо был городом снайперов. Я обратил внимание Абдулазиза на то, что в одни дни в ранениях, с которыми поступали к нам люди, наблюдалась странная закономерность: казалось, все пациенты были подстрелены в одну и ту же часть тела. В один из дней к нам доставили несколько пациентов с огнестрельным ранением левой паховой области; в другой поступило шесть или семь раненых, подстреленных уже в правый пах. Похожая ситуация наблюдалась и с ранениями груди и верхних конечностей: складывалось впечатление, что все они в течение какого-то времени оказывались с одной и той же стороны. Кроме того, несмотря на оптические прицелы снайперов, мы редко когда сталкивались с выстрелами в голову, от которых люди умирали на месте, – казалось, целью было ранить, изуродовать или искалечить.
АБДУЛАЗИЗ РАССКАЗАЛ, ЧТО ХОДИЛИ СЛУХИ, БУДТО ДЛЯ СНАЙПЕРОВ ЭТО БЫЛО СВОЕГО РОДА СОСТЯЗАНИЕМ: ИМ ДАВАЛИ РАЗНЫЕ НАГРАДЫ, ТАКИЕ КАК ПАЧКИ СИГАРЕТ, ЗА ПОПАДАНИЕ В ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ЧАСТИ ТЕЛА. ОН НЕ СОМНЕВАЛСЯ, ЧТО ЭТО ПРАВДА, – ВСЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА БЫЛИ ПЕРЕД ГЛАЗАМИ.
Это нездоровое соревнование достигло апогея к концу моего пребывания – главной мишенью одного особенно жестокого и беспринципного снайпера стали беременные женщины. Одна такая пострадавшая поступила в больницу М2 с ранением в живот. Пуля не задела ребенка, но прошла через плаценту. Женщина оказалась на операционном столе всего через несколько минут после выстрела, и мы приняли у нее роды, сделав разрез нижнего сегмента матки. Плацента оказалась полностью уничтожена и перестала снабжать плод кислородом. Я быстро перерезал пуповину и отдал новорожденного одной из медсестер, чтобы она его реанимировала, – к несчастью, сделать этого не удалось. Мы аккуратно зашили женщине матку в надежде, что она сможет еще забеременеть, – нельзя было позволить снайперу лишить ее радости материнства.
В тот же день в больницу поступила еще одна беременная жертва снайпера. Это была ее первая беременность, почти подошедшая к полному сроку. У нее было тазовое предлежание плода, и ее должны были вот-вот положить рожать в больницу – в зависимости от течения родов рассматривался вариант проведения кесарева сечения. Она была очень красивой, в безупречно чистом белом хиджабе и длинном элегантном пальто, спереди на котором находилось большое красное пятно. Персонал приемного покоя был в некотором замешательстве – хоть она и была в явном смятении, на вид все было в порядке.