Военный врач. Хирургия на линии фронта

После случившегося я пребывал в некотором замешательстве. Я спас жизнь этому человеку в самых тяжелых условиях, и, полагаю, мне тоже повезло – если бы он умер, из-за неизбежных вопросов моя личность в итоге была бы раскрыта. Я уверен, что, если бы главарь группировки узнал, что я британский подданный, меня убили бы на месте. Я снова спас жизнь человеку, который мог продолжить совершать ужасные преступления. Делало ли это каким-то образом меня соучастником? На этот раз я точно знал, кем был мой пациент, и мог предположить, какого рода вещи он делал или может сделать в будущем. И тем не менее я твердо верю, что моим долгом было спасти ему жизнь. Как и тогда в Пакистане, в глубине души я надеялся, что однажды он узнает, что его спас христианин, не испытывавший к нему ни ненависти, ни предвзятости.

Тем временем ужасные преступления совершались каждый день. Через две недели после того происшествия в больнице М1 у поправлявшегося в палате боевика ИГИЛ[95] возникли религиозные разногласия с пациентом с перебитыми при взрыве обеими ногами. В тот же вечер все та же группировка боевиков ИГИЛ[96], славящаяся садизмом и жестокостью, ворвалась в больницу, поднялась в палату и стащила пациента с переломанными ногами вниз по лестнице. На улице, посреди дороги, они отрезали ему голову прямо на глазах у больничного персонала и прохожих. Они думали, что это был солдат правительственных войск, но на самом деле он состоял в Свободной сирийской армии. Извиняться было поздно. Между повстанческими группировками начался разлад, и жители Алеппо настроились против ИГИЛ[97].

Рассказанная Аммаром история особенно задела меня за живое. Один немецкий врач прибыл в больницу в Азазе, неподалеку от турецкой больницы, где лечили как бойцов ССА, так и ИГИЛ[98]. С какой-то целью этот врач сфотографировал прооперированного им боевика ИГИЛ[99]. Джихадист возмутился и потребовал отдать фотоаппарат. Врача вывели из палаты. Прибыли другие боевики ИГИЛ[100], требуя выдать им врача, но охранявшие больницу солдаты Свободной сирийской армии отказались.

Тогда боевики ИГИЛ[101] открыли у стен больницы стрельбу и убили двух охранников из ССА. Это переросло в ожесточенное столкновение внутри больницы, впоследствии охватившее весь город. В конечном счете Свободной сирийской армии пришлось покинуть город, оставив его под контролем ИГИЛ[102].

По словам Аммара, отсюда следовало четыре вещи. Во-первых, любой человек с Запада в Сирии теперь считался шпионом, и в случае поимки его ожидало жестокое наказание. Во-вторых, даже если он был врачом, это ничего не меняло. В-третьих, вернуться в Турцию теперь было непросто, поскольку единственная дорога от Алеппо до границы проходила по территории ИГИЛ[103]. Наконец, в-четвертых, это стало катастрофой для Свободной сирийской армии. Вместо того чтобы бросить все свои силы на борьбу с режимом, она была вынуждена бороться еще и с соперничающей повстанческой группировкой, стремящейся построить собственный халифат.

Я дошел до той стадии, когда становилось все сложнее закрывать глаза на происходящее вокруг. Я попросту не мог нормально работать, когда начинал об этом думать. Чтобы как-то справиться, я стал каждое утро молиться и просить у Бога защиты, чтобы продолжать свою работу.

Я старался сосредоточиться на пациентах, на обучении коллег, проводя с ними как можно больше времени. Это казалось единственной разумной реакцией в этой безумной войне.

Вместе с тем я не чувствовал себя в Алеппо в особой опасности – меня окружали люди, ставшие для меня друзьями. Никто из нас не знал, как все обернется. Многие из умеренных сирийцев, с которыми я работал, толком не знали, кто такие ИГИЛ[104]. Их менталитет был все еще таким же, как до революции. Они привыкли иметь дело в своем городе с представителями разных религий и культур, а на экстремизм попросту не было времени. Они все еще надеялись, что Запад придет на помощь, предоставив Свободной сирийской армии необходимые для свержения режима оружие и технику.

Работа продолжалась, и примерно через месяц я почувствовал, что действительно помогаю местным врачам, хирургам и медсестрам. Впрочем, порой, как это всегда бывает, казалось, что за одним шагом вперед следовали два шага назад. Один случай стал наглядным тому примером.

В больницу М1 доставили двух парней, подстреленных в ноги. У обоих посреди бедра были огромные пульсирующие гематомы. Приложив стетоскоп, я услышал характерный шум артериовенозной фистулы – образованного пулей соединения между артерией и веной, подобно той, что была у парня с ранением в шею, которого я оперировал многие годы назад в Боснии. Без хирургического вмешательства их обоих ждал отказ сердца.

Вместе с Абдулазизом мы прооперировали первого парня. Пережав кровеносные сосуды ниже и выше ранения, мы рассекли гематому, и из-под кожи хлынула кровь.