Услышав столь уважительное обращение, амбалы навострили уши, попытались разглядеть, кто там поднялся на причал. После того как Елена твердой ногой стала на доски, Осип отпустил ее руки и вежливо отступил даме за спину. Долгая и богатая впечатлениями жизнь научила его, как вести себя со знатными женщинами.
На причале засуетился паренек, пытаясь так же красиво вывести наверх Милану, — но девушка, взяв его за руку лишь кончиками пальцев, поднялась сама. Тем не менее Федька заслужил свой благодарный поцелуй и радостно побежал за служанкой.
— А мы?! — возмутились оставшиеся в лодке толстощекая стряпуха Привала и куда более молодая и стройная Василиса.
— Вам помочь? — Один из гребцов широкими ладонями ухватил их за ягодицы, и обе, взвизгнув, моментально вспорхнули по сходням.
— Кто это такая? — подойдя к увязывающему причальный канат ушкуйнику, спросил один из амбалов.
— Елена, княгиня Заозерская, — ответил мужчина.
— Да ты что?! — воскликнул портовый грузчик. — А атаману нашему достославному, Егору Заозерскому, она никем не приходится?
— Атаман Заозерский? — оглянулся на него ушкуйник. — Это где у вас такой обитает?
— Там, на постоялом дворе Фильки Зябкина, — махнул рукой амбал. — За Антониевым монастырем.
— Осип!!! — крикнул мужик, поворотившись к причалу. — Я узнал, где ныне Егор остановился. Здесь недалеко!
— Что?! — крутанулась женщина. — Осип, проследи, чтобы вещи разгрузили бережно. Я пойду к мужу. Хочу заглянуть наконец в его бесстыжие глаза! Ятаган, покажи дорогу.
Осип проводил взглядом странную парочку — лохматого мужика с клочковатой бородой, одетого в домотканую рубаху, катанные из овечьей шерсти шаровары, с кривым сарацинским мечом на поясе и богато одетую в меха и самоцветы, величаво ступающую даму. Когда оба поднялись по дороге достаточно высоко, щелкнул пальцами:
— Федька, карабкайся по тропе прямо наверх, беги со всех ног к князю, предупреди, что жена приехала. Как бы не застукала атамана за чем нехорошим…
Паренек, не вынуждая просить себя дважды, сорвался с места.
Спустя четверть часа он влетел на постоялый двор, закрутился, не зная, куда бежать, метнулся в харчевню, шарахнулся от стола к столу, увидел знакомое лицо, вцепился в ворот:
— Где атаман? Где его светелка?
— Там, на втором этаже, — указал ватажник, несколько ошарашенный таким напором.
Федька ринулся в указанном направлении, взметнулся по ступеням, заскакал от двери к двери, пока не нашел нужную:
— Атаман! Егорий! Жена твоя приехала! С нами на ушкуе приплыла! Злая, как осенняя оса! Страсть, как недовольна, что ты ее ослушался и порубежье московское не разорил.
— Елена? Где?! — Егор поднялся, отодвинул Федьку, быстро сбежал вниз, выскочил во двор и увидел входящую в ворота княгиню. — Лена! Ты здесь!
Супруги кинулись навстречу друг другу, крепко обнялись. Егор, оторвав гостью от земли, стал торопливо целовать ее лицо. Елена, улыбаясь, роняла слезы.
Спохватившись, князь подхватил жену на руки и понес ее в дом.
— Надо же, — недоуменно почесал в затылке Федя, когда супруги скрылись наверху. — А ругалась так — мыслил, глаза при встрече выцарапает.
— Может, чего и выцарапает, — весело ответили мужики из харчевни. — Да только тебе, коли раньше рассвета к ним сунешься. А коли сильно истосковались, то и вечера.
Егор и Елена соскучились друг по другу достаточно, чтобы не спать всю ночь, и только наутро забыться в полудреме. Возможно, они бы даже встали — кабы не заботливость Миланы, что поскреблась около полудня в дверь и принесла поднос с пирожками, крынку простокваши и медный кувшин горячего сбитня.
Супруги подкрепились прямо в постели и снова вытянулись рядом. Елена положила голову мужу на грудь, погладила ладонью бугристые мышцы, спросила:
— Господи, милый, ну, почему ты не пошел тревожить Московское княжество? Какая нелегкая понесла тебя к скандинавам?
— Я же говорил тебе, Лена, нет в том никакого смысла. Взять у простых крестьян нечего. Заниматься смертоубийством тем более не хочу. Хоть ныне убивать и приходится, да только не испытываю я от этого никакого удовольствия. Не виноваты смерды порубежные, что ссора у нас с Василием. С какой стати им из-за этого страдать?
— Да при чем тут смерды, Егор? — тяжко вздохнула она. — Признание нам надобно от великого князя. Право на княжество наше надобно отстоять.
— Странные вы, женщины. Как думаете, непонятно. С какой стати Василий захочет нас признать, коли я его, ровно шавка дворовая, за пятки кусать начну? Вот то ли дело Стекольну мы встряхнули — это да! Серебро лопатами грузили.
— Забудь ты про это серебро! — пристукнула Елена кулаком по его груди. — Деньги — тлен, пришли, ушли, — и ничего не осталось. Вот земля — это другое. Коли княжество за нами остальные рода признают, то оно после нас детям перейдет, от них внукам, правнукам и далее потомкам, колено за коленом. Серебро горстью черпнул — и меж пальцами утекло. А княжество — оно навечно. В нем наши потомки ужо до Страшного суда править станут.
Егор оценивал перспективы феодального землевладения несколько иначе, но расстраивать любимую не захотел.