— Бояре! — укоризненно покачал головой архиепископ. — И тебя, сын мой Александр, прошу… Не нужно сотоварищей своих задирать. О деле мысли свои сказывайте, о деле! Коли задумка какая имеется, подскажи. Может, по ней и решим.
— Полагаю, не стоит с вече спешить. Подождать ден пять-шесть надобно да людей опытных к нему послать. Пусть поговорят, вразумят гостя нашего. Склонят к поступку правильному. А уж коли не получится, то тогда и гнать.
— Говаривали уже, и не раз! — недовольно произнес боярин Кирилл. — Он сказывает, что он князь, а потому я под его рукою ходить должен. А иначе невмочно. Сам же без роду и племени! И на обычаи новгородские мы ссылались, и на слово пастырское, и на знатность мою, все без толку…
— Прогнать никогда не поздно, сын мой. Раз боярин Александр Фоминич предлагает поговорить, возможно, он и найдет нужные и правильные слова? — улыбнулся отец Симеон.
— Я попытаюсь, — склонил голову боярин.
Александр направился к князю Заозерскому, но на постоялом дворе Егора не застал — тот вместе с супругой, Михайлом Острожцем и несколькими ватажниками осматривал Амосовское подворье.
Братья Амосовы[15]
, известные на всю Русь корабелы, перебрались из Новгорода в Холмогоры еще полтора века назад и обосновались там накрепко. У двинских портов, известное дело, нет извечных новгородских запретов, поставленных самой природой: опасных порогов на Волхове да мелководного Финского залива. А потому в Белом море и заказов поболее, и сами заказы куда крупнее. Можно ладьи с осадкой хоть в три косых сажени делать — никто и слова не скажет. Двина и такие примет, и в море на просторы океанские выпустит. Посему поколение за поколением Амосовых в Новгороде становилось все меньше, а в Холмогорах — все больше. Вот и подворье им более не понадобилось — большое подворье, богатое, не всякому князю такое по деньгам. Сам дворец в три жилья[16], да с подклетями обширными, просторный двор постоялый для гостей: хочешь — так принимай, а хочешь — за плату купцов заезжих сели, амбары обширные для товаров и припасов, да еще срубы теплые для работного люда наособицу стоят, по две печи в каждом. В хороший сезон Амосовы ой как много работников нанимали! По подворью и кухня: большая, рубленная в стороне от прочих домов. Оно и понятно: печи, плиты, очаги. Недолго и до пожара. Опять же, в летнюю жару натопленная кухня во дворце ни к чему. Баня тоже стояла наособицу, возле протоки. И мостки были настелены — аккурат к излучине с омутком.Подворье амосовское без труда до тысячи человек принять и расселить могло. А коли нужда заставит — то и втрое больше, хотя уже с теснотой. Ныне же, почитай, пустовало — хозяевам и одного дома хватало с избытком.
Елена осматривала хозяйство долго и придирчиво, ворча из-за каждой мелочи: скрипучей доски, подгнившего венца, ушедших в землю опорных камней, заменяющих для легких построек фундаменты. Но по тому, как загорелись ее глаза, Егор сразу понял, что жена в восторге. Подворье придется покупать.
Когда они вернулись на постоялый двор, Егор сразу заметил боярина Александра, не торопясь вкушающего ушицу из щечек судака, запивая ее горьким черным пивом. Поцеловав жену, он подошел к поднявшемуся навстречу гостю, крепко обнял:
— Здрав будь, боярин!
— И тебе, княже, здоровья!
С купцом Острожцем они просто раскланялись.
Елена чуть не застонала, глядя, как мужчины рассаживаются за столом, пнула локтем замешкавшуюся девку и стала подниматься по лестнице. Хочешь не хочешь, и будь твой муж даже трижды дураком — однако женщине в мужицкие разговоры вмешиваться нельзя. Супротив обычая не попрешь.
— Как прошел совет? — поинтересовался Егор, заказав себе сбитня.
— Тебя изгоняют, — виновато развел руками боярин. — Все, чего я смог, так это вече на одну седьмицу оттянуть. У отца Симеона и боярина Кирилла крикуны хорошие, любую толпу переорут. Да еще и купеческие вопильщики помогут. Тут я бессилен. Семь дней. Успеешь?
— Михайло? — вопросительно покосился на купца князь Заозерский.
— Кочи и ушкуи подошли. В низовье Волхова, у Ладоги стоят. Поморов и двинцев, кстати, преизрядно с нашими отправилось. Аж пятнадцать сотен. Все хотят быстро разбогатеть. Сиречь вдобавок к нашим еще восемь кочей и семь ушкуев, причем пять — морские, большие и с трюмами. В Борго, как ты и велел, охотники уже отправлены. Пятикратная доля каждому обещана. Из Новгорода пять сотен тоже уже ушли. Тихонечко, как ты и просил. Две сотни из старых, а остальные из самых первых вписавшихся, у которых азарта поболее и кои в тебя сразу поверили. Снаряжение и припасы на лодках спускаю. Они небольшие, тоже внимания не привлекают. Кочи подошли позднее, чем я думал. Так что еще дня три, как ни крути, понадобится. Но четыре лучше.
— Что же… Как будут готовы, пусть отправляются, — кивнул Егор. — Я с остальными налегке помчусь, так что запаса в три дня аккурат хватит. А вече… Пусть будет вече! Посмотрим, каков на крепость народ новгородский. Позволит он себя горстке обманщиков перекричать али меня в князья выкликнет.