Воин аквилы

И что же, вы думаете, сия осуществлённая, возможно, по лихому случаю, а может быть, и по воле самих Богов полная необыкновенной притягательности, а также пьянящего дурмана встреча двух молодых душ противоборствующих миров должна была закончиться вот так просто?! Ха-ха-ха! А вот и нет! До того момента, как парфяночка тихо и неумолимо скрылась в гуще расслабленных патрициев и матрон, Владиус до самого последнего мгновения точно вслед бесшумно упархивающей девушке всё не сводил вожделенного взгляда с её удаляющегося женственного силуэта, попутно ловя ответный мимолётный взгляд жгучих миндалевидных карих глаз, полных стеснения и грусти. Он не сводил вожделенного и утопающего в неге уныния и безнадёжности взгляда одновременно с пылким душевным порывом, точно дожидаясь чего-то неведомого. Неведомого и значимого действа, под стать ранее свершённой удивительной встрече! И дождался! К своему внутреннему нестерпимому порыву, сначала заметив, а затем и подобрав в небольшом отдалении от раскинувшегося выхода из огромного зала виллы несколько мгновений назад в яркости красовавшуюся на шее Симин, а ныне отражающуюся блеском утраты изящную восточную драгоценность в виде попеременно искусно сложенных золотых и серебряных ячеек змеевидной цепочки. Цепочки, не по цене, а по существу своему, как тотчас мысленно предположил встрепенувшийся Владиус, являющейся очень дорогой и знаковой вещью для Симин. Но отдать сию прекрасную драгоценность её владелице было уже не суждено, и поэтому молодой римлянин ещё раз взглянул на цепочку и в обрамлённом отражении серебра и золота вдруг ясно ощутил для себя знакомое, чуть ранее испытанное одурманивающее чувственное веяние с одновременно всплывшим в мыслях образом Симин. Да-да, то самое одурманивающее и чувственное веяние, кое явилось в душу молодого римлянина как раз перед самой встречей с прекрасной парфянской незнакомкой. И вот теперь оно безмерно отображалось в осознании вместе с ласкающими и притягательными частичками силуэта словно никуда и не девавшейся восточной красавицы, попутно сея в воспалённом юношеском нутре семена мира, спокойствия и тишины. Тихонечко прижав к груди посланный не иначе как свыше драгоценный знак богов, Владиус ещё больше возрадовался столь неслучайной находке и с улыбкой на устах, уже когда готов был предаться полным загадок и надежд новым светлым мечтательным помыслам, вдруг услышал слегка сердитый и встревоженный дядин возглас:

– Ах, Владиус, ну наконец-то я к тебе смог протиснуться! Ох, Луций разговорами о политике мне всю душу наизнанку вывернул! Как ты, родной?! Надеюсь, пока меня не было рядом, ты здесь не заскучал? А? Или?.. Что-то ты какой-то странный! Что-то случилось?

– Да всё хорошо, дядя! Не волнуйся почём зря. Я просто невольно предался одной очень глубокой и пьянящей мысли, вот и всё.

– Да, я вижу, что мысль, пленившая твой разум, не так уж и проста. Да это что же получается, когда я оставил тебя наедине с Валерием, то тогда был один Владиус, а когда вернулся, передо мной вдруг предстал уже совершенно другой. Чудеса, да и только, не находишь?! Так, ну-ка давай рассказывай, мой юный друг, что такого произошло, пока меня не было здесь, рядом с тобой? – не опуская пристального взора с побледневшего и растерянного юношеского лица, процедил Овидий, ещё чуть повысив и без того хмурый и громкий голос.

– Признаюсь, дядя, пока тебя не было со мной, и впрямь успело кое-что произойти. Этот Валерий, сенаторский сынок, тоже почти что всю душу мою всколыхнул своими отъявленными и гнилыми суждениями о жизни и чести как таковой. Хотя в его глазах честь видится намного отличной от того, какой на самом деле по сути должна быть. В общем, дядя, прости, но общего сколько-нибудь здравого языка я с Валерием Тицинием найти не смог. Возможно, он пожалуется на наш, скажу прямо, огненно-непримиримый разговор своему отцу. Что ж, если это произойдёт, так я и не удивлюсь, ведь такова его сущность, но я в своё оправдание скажу лишь одно: понимая свою правоту, я просто не смог стерпеть.

– Ага! Так, хорошо, Владиус! Продолжай. Насчёт Валерия я не удивлён. К сожалению, о нраве сына Луция я пусть и слегка, но наслышан. Скажу так. Ты верно поступил, услышав праведный зов сердца своего. Я тебя не осуждаю, а наоборот, полагаю, что Валерий по правде, сказанной тобой, получил то, что заслуживает, и, как мне кажется, возможно, в будущем ещё не раз получит своё как назидание от сущих богов. Ведь так наивно думать, что излишнее богатство и роскошь будут всегда служить лишь во благо. Поэтому, Владиус, себя боле не кори в каком бы то ни было невежестве, а лучше поведай-ка мне о том, что произошло позже. Ведь неужели ты думаешь, что я поверю в то, что пленительная мысль, въевшаяся так крепко в твоё осознание, имеет общую природу с этим невежественным патрицием Валерием?! Нет! Здесь что-то другое, а вернее, кто-то замешан? Ведь так, Владиус?

Немного поразмыслив и затем таинственно улыбнувшись ожидающему ответа дяде, молодой римлянин с лёгким выдохом тихонечко проронил: