Воин Доброй Удачи

Цоронга, как начинал понимать Сорвил, обладал завидной способностью подчинять собственную убежденность своей потребности верить абсолютно всему, что требовалось его сердцу. Для Сорвила вера и желание всегда казались слишком короткими веревками, чтобы связать их вместе, и это вынуждало в результате завязываться узлом его самого.

Столкнувшись с очередной бессонной ночью, он снова двинулся через лагерь к анклаву свайали, полный решимости задать Серве острые вопросы. Но стражники запретили ему входить в «амбар», сказав, что их великая госпожа совещается со своим святым отцом за горизонтом. Когда он отказался им верить, они позвали «монахинь».

– Закрой свою тыкву крышкой, – поддразнила его одна остроглазая ведьма. – Скоро наш великий магистр будет скакать по тебе, как камень по воде!

Сорвил вернулся в свою палатку в полном оцепенении, одновременно встревоженный капризами судьбы и взволнованный – иногда до дрожи в груди – перспективой провести так много времени с дочерью своего врага.

– Ну?.. – воскликнул Цоронга, вернувшись.

– Ты ведь мой брат, не так ли? – спросил Сорвил, вытаскивая маленький мешочек, который дал ему Порспариан – или богиня. В солнечном свете он казался тусклым и ничем не примечательным, несмотря на вышитые на нем золотые полумесяцы. – Мне нужно, чтобы ты сохранил это.

Как верховный хранитель сокровищ, он знал о хорах достаточно, чтобы понять, что это разрушит все колдовские хитрости, которые Серва приготовила для них. Скрыто или нет.

– Итак, ты уходишь, – сказал наследный принц, взяв мешочек с совершенно непонимающим видом.

– Это семейная реликвия, – неубедительно объяснил Сорвил. – Старый тотем. Он будет приносить тебе удачу только до тех пор, пока ты не будешь знать, что это.

Это показалось молодому королю достаточно правдоподобным, учитывая, что ему пришлось импровизировать. Многие амулеты требовали небольшой жертвы: бобы, которые нельзя было есть, или вино, которое нельзя было пить.

Но Цоронга почти не смотрел на эту вещицу, не говоря уже о том, чтобы размышлять о ней. В его глазах Сорвил был божественным оружием.

– Этого не может быть! – воскликнул он. – Это ты! Ты – тот самый! Она выбрала тебя!

Сорвилу оставалось только пожать плечами с усталой покорностью.

– Очевидно, он тоже выбрал меня.

* * *

На следующее утро не кто иной, как Анасуримбор Моэнгхус собственной персоной, явился за ним еще до звона Интервала. Принц Империи был предсказуемо грозен, и не только из-за своего свирепого взгляда и дикого телосложения. Как и многие из всадников Ордалии, он стал украшать свое снаряжение фетишами, вырезанными из шранков. Большинство всадников пользовались их сморщенными пальцами и почерневшими ушами, но Моэнгхус по какой-то непостижимой причине вплел в подол своей нимильской кольчуги их зубы, да еще и соединил их таким образом, что они казались особенно нечеловеческими: к каждому зубу были приставлены три пары корней, так что они напоминали маленькие изогнутые эмалированные гребни.

Принц Империи со скучающим весельем наблюдал, как Сорвил одевается и собирает свое снаряжение. Цоронга, который сидел рядом и смотрел на Моэнгхуса, никак не мог успокоиться.

– Нил’гиккас – это миф, – сказал он с нескрываемым презрением. – Нет никакого короля-нелюдя.

Моэнгхус пожал плечами и принялся изучать завиток своей дикой черной гривы.

– Так говорит Зеум, – ответил он.

– Так говорит Зеум.

Что-то в утверждении Цоронги – возможно, его благочестивая уверенность – привлекло внимание принца Империи.

– Ба! Скажи мне, чего достиг твой отец со всей своей зеумской мудростью?

– Умения не отправить своих людей на смерть в пустоши?.. Среди прочего, – ответил Цоронга.

– И еще кое-что, – фыркнул Моэнгхус. – Например, способности отдать своего сына в заложники?

Цоронга уставился на него, потеряв дар речи.

Присутствие принца казалось слишком гнетущим для любого нормального обмена словами, поэтому, отягощенный мешком и щитом, Сорвил просто сжал пальцы своего друга. Он улыбнулся с притворным мужеством, не обращая внимания на жалкое беспокойство в зеленых глазах Цоронги, а затем, с головокружительным чувством падения с некоего выступа случайности, повернулся и последовал за принцем Империи к «зернохранилищу».

К этому времени Интервал уже прозвонил, так что лагерь кипел от бурной деятельности. Анасуримбор Моэнгхус не обращал ни малейшего внимания на воинов, падавших ниц. Он шел так, словно это был обычный путь, и мир унижался перед его сапогами.

Как будто он действительно был Анасуримбором.

* * *

«Амбар» казался совсем другим миром, переполненным женщинами, суетящимися в цветастых шелковых одеждах. Учитывая строгое распределение обязанностей и труда в Сакарпе, Сорвил не мог не думать о кухнях и столовых дворца своего отца – единственных местах, где, по его небогатому опыту, голоса мужчин были менее значимыми. Он не был шокирован и даже испытывал смутное чувство, что так и должно быть.