Башраги. Три руки, сросшиеся в одну. Три вросших одна в другую грудных клетки. Три кисти вместо пальцев. Они были оскорблением для глаз, зрелищем, которое вызывало благоговейный трепет и отвращение – так ужасно было их уродство. Безумные лица свешивались с каждой гротескной щеки. Родинки в виде конского хвоста, торчащие где попало из кожи.
Умрапатура мгновенно понял природу ловушки Консульта. Зная, что Орда развернется и нападет на Ирши, им оставалось только ждать в засаде и надеяться, что их противник окажется настолько глуп, что пошлет своих магов…
Король-верующий всматривался в даль на севере, всматривался в затянутое пеленой небо в поисках признаков Саккаре или Кариндусу.
Мерзкие твари придвинулись еще ближе. Уцелевшие лучники-гиргаши нашли свою цель. Они забросали павший легион стрелами. И на мгновение Умрапатура осмелился надеяться…
Но башраги продвигались вперед невредимые, с иглами, как у дикобраза. Они взбирались по склонам, пока не оказались перед гиргашами.
Король Урмкатхи был убит одним из первых, поскольку стоял впереди своих сородичей, высоко подняв знамя, как маяк, чтобы утешить своих людей. Башраги пробрались в их гущу, размахивая огромными топорами и молотами. Щиты были разбиты вдребезги. Руки были разбиты вдребезги. Головы были раздроблены. Целые тела вкатились в ряды стоящих позади них. Несмотря на всю храбрость правителя и его вассалов, они не могли сравниться с теми существами, которые рубили и ревели над ними. Они смялись, как фольга, и рассыпались в разные стороны.
В течение ста ударов сердца башраги захватили вершину насыпи. Сердце Умрапатуры сжалось. Только морские пехотинцы Сиронжа и их полированные щиты стояли между чудовищами и гибелью его армии.
Позолоченный сверкающим золотом, король Эзелос Мурсидид возглавил атаку, вонзив свое копье в глотку переднего зверя, но был повержен на дрожащую землю огромным молотом другого. Но прославленные морские пехотинцы не дрогнули. Они бросились на чудовищ, и началась битва, не похожая ни на одну из тех, что происходили со времен Древнего Севера. Бесстрашные, умелые, вооруженные лучшим оружием из селевкарской стали, сиронжийцы сдерживали неуклюжий натиск врага. Но всего один удар сердца. За каждого убитого ими башрага погибали десятки их братьев. Они были разбиты вдребезги, почти как мешки с человеческой кожей.
Люди, мобилизованные повсюду в тесноте лагеря: священники, судьи и водоносы, больные и раненые – все это не имело значения. Все бросились врассыпную…
Но башраги прихлопнули их насмерть. Люди исчезали под нечеловеческими ударами. Это было все равно что стать свидетелем резни детей.
То, что последовало за этим, произошло так быстро, что те, кто был под развалинами-пальцами, едва могли в это поверить.
Неисчислимые шранки прорвались через брешь, образованную башрагами, и их вопящие массы хлынули в узкие проходы позади фаланг айнритийцев. Что касается людей, то заудуньяни были обучены сражаться в окружении, создавать вокруг себя защитные стены – и выживать. И некоторые действительно делали именно это, но многих других охватила паника, и люди были убиты тысячами. Умрапатура стоял неподвижно, его взгляд дрожал, видя одно зверство за другим. Люди падали вниз с искаженными гримасами лицами и бились в конвульсиях под колышущимися тенями. Павильоны и багажные повозки исчезли. В течение нескольких ударов сердца вся нижняя часть города была захвачена, и те формирования, которые не разлетелись и не перемешались с другими людьми, теперь были поглощены шранками – уменьшающиеся островки людей в перемалывающем все море чудовищ.
Смерть вихрем неслась вниз.
Нильнамешский король-верующий разинул рот и споткнулся. Шальная стрела попала ему в руку и пронзила перчатку.
Он недоверчиво поднял свою пронзенную ладонь и увидел первых магов, шагающих по полотнищам убийственного света. Некоторые двигались по одному, другие – рваными импровизированными строями. Они казались блестящими пылинками, протыкающими облака стрел и волочащими по Орде разрушительные огненные полотнища. Сначала десятки, а потом сотни магов, чудом висящих в низком небе, движущихся под горными уступами и впадинами пыли.
Весь север, казалось, пылал от магического разрушения.
Но было уже слишком поздно.
Люди стонали в пыли. Мир завопил от торжества нечеловеческих созданий.
Сорвил шел сквозь какой-то странный туман, который завывал у него в ушах, и прерывисто дышал. Лесная подстилка хрипела под его сапогами. Дубы и клены поднимались высоко и насмехались над ним, заслоняя солнечный свет.
Он услышал их прежде, чем увидел. Рядом с собой.
Он стоял, затаив дыхание, прислушиваясь сквозь скрип и щелканье окружающего леса.
– Да-а-а-а-а…
Им овладела какая-то иная чувствительность, и он пополз вперед, вглядываясь сквозь заросли кустарника. Теперь его уши улавливали не только звуки, издаваемые его движением, но и другие – звуки страсти, которая задыхалась среди листьев.
Он крался, как вор…