Воин Доброй Удачи

Из всех воспоминаний Акхеймиона о священной библиотеке последние дни были самыми яркими в его памяти. Там всегда присутствовал Не-Бог… как назойливое чувство, как направление, пропитанное ужасом, как будто одна точка на компасе была отточена достаточно остро, чтобы заставить его легкие шумно вздыхать. Он ходил по верандам и чувствовал это… там… иногда остававшееся неподвижным целыми днями, но чаще движущееся. И он знал, что рано или поздно оно приблизится.

А когда поднимался ветер, он слышал плач скорбящих матерей из города внизу.

Мертворожденные… Каждый младенец был мертворожденным.

Старый волшебник остановился на середине подъема и прислонился к изъеденному временем камню, чтобы восстановить дыхание. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз ощущал тот ужас, который царил у Мог-Фарау, во время бодрствования.

Зияющее чувство тщетности и потери, когда все рушится, но не здесь и не там, а повсюду. Неподвижность сердца так же велика, как часть тела или воля. Сам горизонт стал откровением, выводящим из себя и привязывающим к миру умирающих вещей.

Оно неотступно преследовало старого волшебника, пока он продолжал карабкаться вверх, огромная тень скрывалась на периферии его зрения, окрашивая небо злобой, которая появлялась всякий раз, когда он отворачивался. И он был убежден, что все человечество разделяло одно и то же предчувствие.

Клирик стоял на вершине холма. Разрушенные стены тянулись по обе стороны от него, достаточно толстые, чтобы вместить островки травы и кустарника, выросшие вдоль их вершин, поднимаясь и опускаясь в зависимости от того, что было разрушено в этих местах за прошедшие годы.

– Что-то не так! – крикнул нелюдь пыхтящему волшебнику внизу.

Он протянул руку, чтобы помочь Акхеймиону подобраться поближе. В его объятиях была удивительная уверенность, как будто их тела признали свое родство, слишком древнее, чтобы пересилить противостояние их душ.

Усевшись и согнувшись к коленям, чтобы отдышаться, старый волшебник оглядел пустую внутренность башни. Он испытывал то же самое чувство головокружения, которое всегда ощущал, когда оказывался стоящим высоко на обломках обрушившихся зданий. Ласточки дрались вокруг изгиба внутренних стен. Века полностью опустошили цитадель, оставив лишь то, что напоминало нелепо огромный амбар. Но маг и сам предполагал это увидеть.

Чего он никак не ожидал, так это зияющей внизу огромной ямы…

Щебень громоздился вокруг внутреннего фундамента, образуя в земле воронку. Треснувший край пола сломался, обнажив нечто, похожее на гигантские осиные гнезда, каждое из которых было одним из подвальных этажей башни. А дальше – упрямая чернота внизу.

– Ты чувствуешь этот запах? – спросил Акхеймион, недоверчиво нахмурившись.

– Да, – ответил король-нелюдь. – Сера.

* * *

Она не уверена, когда снова начнет дышать. Оставшиеся Шкуродеры – во всяком случае, те, кто в здравом уме, – немедленно начинают спорить.

Галиан велит Сарлу следить за ней, что тот и делает с явной неохотой. Она и безумный сержант по очереди недоверчиво смотрят на капитана. В какой-то момент Сарл хватается за то самое деревцо, которое лорд Косотер пытался сломать в последний момент своей жизни. Присев на корточки в шаге от него, он тычет ею в лицо своего мертвого капитана, прижимает острие к его восковому лбу, запрокидывает лицо к небу, а затем подпрыгивает, когда палка соскальзывает, и отшатывается назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он поворачивается к Мимаре и хихикает.

– Он не умер, – говорит Сарл, как пьяница, стремящийся замять какой-то факт, который другие считают очевидным. – Нет, только не капитан…

Остальные разражаются криками. Поквас тычет Галиана в плечо длинным пальцем.

– Он слишком суров для ада.

* * *

Это было похоже на спуск в чудовищную кроличью нору.

Странная тревога преследовала старого волшебника, когда пятно света над его головой постепенно уходило все дальше в высоту. Стены ямы не были вертикальными, они опускались вниз под углом, образуя что-то вроде пандуса из земли и впечатанных в нее обломков здания. Очень похоже на нору, которая одновременно была дорогой в подземный мир. Подвалы башни образовывали над ней нечто вроде скатной крыши: было отчетливо видно три уровня коридоров, разделенных пополам, и расколотые, как яйца, комнаты.

Перед путниками открылись глубины, пропитанные сернистой тайной.

– Смотри… – сказал Клирик, указывая в сторону туннеля.

Но Акхеймион уже и сам успел заметить их в сером свете. Три борозды загибались, как косы: центральная – самая длинная, внутренняя – изгибалась полукругом, а внешняя – отходила от них под углом.

Акхеймион сразу же узнал этот знак – любой человек в трех морях узнал бы его. Три серпа были обычным геральдическим знаком с глубокой древности – символом, принятым Триамисом Великим.

Следы длинных изогнутых когтей…

След драконов.

* * *

Глубокая боль поднимается из ее спины, укореняется в коленях и шее. Но она все еще сидит, обхватив себя за голени. Она не может пошевелиться.

Галиан возвращается, ведя за собой остальных. Сарл убегает с их пути, крепко прижав голову капитана к груди.