Воин-монах на престоле

Два маститых греческих историка периода римского владычества над Грецией – Флавий Филострат (годы жизни: 170–247 п. Р. X.) и Евнапий Сардский (годы жизни: 347–420 п. Р. X.) – вошли в историю как авторы биографических трудов, озаглавленных ими почти одинаково. Труд Филострата (известного, в первую очередь, своей написанной по заказу матери императора Каракаллы беллетризованной биографией неопифагорейца-чудотворца Аполлония Тианского) называется «Жизнеописания софистов», труд Евнапия – «Жизни философов и софистов». Однако при чтении этих почти одноименных сочинений нетрудно убедиться в том, что перемены, произошедшие во временном промежутке между эпохой Филострата и эпохой Евнапия, были весьма ощутимыми. Романизированный эллин Флавий Филострат[68], говоря о софистах своего времени, еще цитировал иногда кажущийся ему достойным внимания и упоминания ход мысли, умное высказывание, меткое замечание либо острое словцо того или иного учителя мудрости. В описаниях же Евнапия упоминается и отражается, в лучшем случае, театральная поза, высокопарная импровизация или манера выступления оратора-декламатора, уместная скорее в концертном, чем в лекционном зале. Энергичные, деятельные люди могли относиться этому чисто внешнему, выспреннему (а то и прямо-таки вымученному), с позволения сказать, эллинизму лишь с нескрываемым презрением.

А вот протагонисты великих аскетических и космополитических религий описываемой эпохи, чьим противником открыто объявил себя эллинизм, пытались перенять его средства влияния и воздействия на слушателей и использовать их в собственных целях. По выражению Юлиана, они беззастенчиво заимствовали у эллинистической литературы оружие, которое обратили против эллинизма. То есть, прошли полный курс обучения искусству и науке красноречия у эллинских риторов. Величайшие светочи христианства – Феодор Мопсуэстийский, Максим Селевкийский и Иоанн Златоуст – слушали лекции Ливания; Григорий Назианзин (введший, между прочим, в употребление термин «микрокосм», или «микрокосмос», для обозначения человека) и Василий Кесарийский посещали афинские высшие школы. Впоследствии они посылали уже своих собственных учеников в обучение к знаменитейшим софистам, так что во времена севаста Константина I Великого среди известнейших и популярнейших учителей красноречия было немало пламенных христиан. Ранний этап данного процесса воплощал в себе Павел Самосатский[69], занимавший как бы промежуточное положение между Оригеном[70]и великими христианскими златоустами IV века, и стремившийся добиться тех же успехов, что и софисты, но перед ограниченным кругом слушателей (если верить Евсевию). Сама церковь переманивала лучших преподавателей с кафедр эллинских высших школ, превращая их в священников, а со временем – даже в епископов. Ни кто иной, как святой Василий до своего обращения к Христу преподавал риторику в Кесарии Каппадокийской. В дни великих церковных праздников христианские дома молитвы напоминали лекционные залы. В самые драматические моменты истолкования текстов Священного писания верующие, приведенные в восторг красноречием проповедников, прерывали их топотом ног, бурными аплодисментами и размахиванием носовыми платками. Тот факт, что христиане и язычники сидели рядом на скамьях аудиторий языческих школ красноречия, придавал обучению у риторов характер нейтральности, если не сказать – религиозной индифферентности. Например, оратор-язычник по имени Бемархий, не вызывая ни у кого ни возмущения, ни возражений, сочинил речь на освящение христианской церкви, построенной при августе Константине I Великом. И потому, встречая у ритора (или, точнее – мелода) IV века утверждение о приобщении им своих учеников к культу муз (и памятуя о том, что главой и предводителем этих самых муз, или мус – Мусагетом – был не кто иной, как светозарный солнечный бог Аполлон, столь любезный главному герою нашего правдивого повествования), не всегда следует воспринимать данное утверждение буквально…