Воин в поле одинокий

Сосредоточенно погружаться в сон,
В душный мех полуночи тонкорунной,
В тихое бормотанье, нестройный звон,
Ропот прерывистый, стон дребезжаще-струнный.

Вязнуть в безвременье, на его глубине,

Тускло мерцающей, чёрной и тёмно-синей…
Голос невнятный в пространстве или во мне
С каждым ударом сердца невыносимей!

Будто бы струны одна за другой — вот так —

Лопаются и звук издают фальшивый.
И — ничего: за шторой вздохнёт сквозняк,
Каменный двор шаги сглотнёт торопливо.

Сжаться в комочек и репетировать смерть,

Чтоб обмануть её верней и успешней:

Главное — не выдать себя, суметь
Слить пустоту внутри с пустотою внешней.

Но, услыхав, как пульсирует тишина,

Вдруг заиграть, всё бесстрашней, свободней, выше,
Чтобы мелодия жизни была верна.
Даже если её никто не услышит.

«А в декабре бесснежном и бессонном…»

А в декабре бесснежном и бессонном
Бежит трамвай со звоном обречённым,
И пешеходы движутся вперёд,
Как будто их и правда кто-то ждёт.

И пропадают в трещине витрины

Чужие лица, каменные спины,
А следом отражение моё
Торопится, спешит в небытиё.

Любимый муж, любовник нелюбимый,

Эквилибристы, акробаты, мимы
Бредут сквозь ночь дорогами тоски…
И время слепо ломится в виски.

Стук метронома, взвинченные нервы,

Брандмауэра тёмный монолит:
Который час — последний или первый
По грубым кружкам вечности разлит?

Который — разошедшийся кругами?..

Но подворотня давится шагами,
Невнятно матерится инвалид
И Млечный Путь над крышами пылит.

«В перестуке колёс всё быстрее и злей…»

Noli tangere cyrkulus meos[5]

Архимед

В перестуке колёс всё быстрее и злей —
Никого не вини, ни о чём не жалей,
Ни о чём не жалей, никого не вини…
А навстречу, как жизни чужие, — огни.

А навстречу горстями мгновений — кусты,

Полустанки, заборы, сараи, кресты.
Это — дерева стон, это — скрип колеса…
Ах, прожить бы ещё полчаса, полчаса!

Ах, прожить бы ещё!.. головою тряхни —

Ни о чём не жалей, никого не вини.
Слышишь? — в ровном дыхании русских полей:
Никого не вини, ни о чём не жалей.

Это — сердце, сжимающееся во мгле,

Это — рюмка с отравой на грязном столе,

Это — в кранах бормочет слепая вода,
Это — по коридору шаги в никуда.

Это — времени бешеные виражи,

Это — «Бей, но не трогай мои чертежи!»,
Это лезвие ночи проводит черту
Сквозь ноябрьскую зябнущую наготу.

Так присвистни, потуже ремень затяни,

И судьбу, словно глупую птицу, спугни.
И под крики «Распни!», и под крики «Налей!»
Никого не вини, ни о чём не жалей.

«…Так и я бы хотела…»

Я хотела бы жить с вами в маленьком городе,

Где вечные сумерки и вечные колокола…

М. И. Цветаева