Война

Ночью мне снилось, что меня должны распять. Значит, я скоро умру, рассудил я, и должен испытывать страх; однако страха не было, но испугала мысль о боли. И испугала так, что я проснулся весь в поту.

Было уже светло. Я пошел к колодцу умыться. Двор был залит солнцем. Я вспомнил сон и то, как я не испугался смерти. В этом сне было что-то от яви.

Позже мы пошли с Цише стрелять. Нам нужно было подняться на плоскую вершину лугового холма. Меня подмывало рассказать ему свой сон, — только я не видел в этом смысла… Если впереди тебя ждет пуля в лоб — все равно это касается только одного тебя.

Уже не раз распространялся слух, будто в следующую ночь нам выступать. Но потом он не подтверждался.

Погода стояла пасмурная. Многие играли в карты. Я приводил в порядок свои вещи, а поскольку делать все равно было нечего, то я пытался шить столь же аккуратно, как это делала моя мать. Мои кальсоны были так порваны, что штанины только каким-то чудом не расползались врозь. На заду кальсоны совсем — протерлись, пуговиц, конечно, уже не было. И купить их было негде. Я пришил с обеих сторон тесемки, чтобы можно было подвязать кальсоны, обкрутив тесемки вокруг талии. Единственная пара носков уже давно лишилась пяток, шерсти для штопки у меня не было, а прислать ее мне мать не могла, так как в продаже шерсти не стало. Впрочем, она прислала мне пару портянок, которые нарезала из куска фланели.

Следующее утро было ясным и солнечным. Когда строились, Фабиан сказал:

— Сегодня вечером выступаем. Часть нашего полка уже заняла этой ночью передовые позиции. Мы расположимся сзади в резерве, в лесу Буррэн. Пока на нашей позиции спокойно. Но полагаться на это нельзя.

И он дал команду разойтись.

Мне нечем было заняться, и я слонялся по деревне, ходил к мосту и смотрел, как колышется в воде тростник; потом вернулся обратно. Пришло время обеда. В этот раз мы впервые перед выступлением получили хороший паек. Потом я завалился спать. Неизвестно, когда представится такая возможность снова.

В пять часов пополудни нас опять построили во дворе. Небо затянуло, начало накрапывать.

Пришел Фабиан в стальной каске, в шинели и плаще. Увешанный кожаными сумками — на боку штык, кинжал, пистолет и противогаз, — он казался еще толще.

Мы вышли на дорогу. Там стояли грузовики с брезентовым верхом. Я сел впереди с шофером одной из машин.

Грузовики быстро ехали по широкой проселочной дороге. Я смотрел сквозь завесу дождя, бившего по дребезжащему переднему стеклу, и видел идущую впереди машину, а порой и ту, что ехала впереди нее. Начало смеркаться.

Неожиданно мы увидели на дороге черную змею. Затормозили. Оказалось: шедшая перед нами машина потеряла цепь. Ко мне нагнулся унтер-офицер:

— Вы знаете дорогу?

— Нет!

— Эрнст, иди к ним, покажешь дорогу!

Тем временем совсем стемнело. Мы быстро покатили дальше, чтобы догнать остальных.

 Показалась деревня; здесь дорога разветвлялась. Снизили скорость.

— Куда они могли свернуть? А-а, все равно! Поехали наугад!

Сзади подъехала еще одна машина. Оттуда что-то кричали, унтер-офицер спрыгнул и побежал выяснять.

Вернувшись, он сказал:

— Сзади тоже отстали. Нас только две машины. Поехали!

Мы двинулись дальше, сворачивая в темноте то вправо, то влево. По обочинам дороги выплывали из мрака деревья и с шумом проносились мимо. Убегали прочь тени домов. Где-то впереди вынырнули два ярких луча автомобильных фар, прорезали мрак, приблизились и проскочили мимо.

Неожиданно мы затормозили. Небольшого роста офицер в накидке стоял с поднятой рукой на обочине дороги. Еще два офицера появились из темноты.

— Какая рота? — услышали мы голос командира нашего батальона.

— Третья, господин капитан!

— Слава богу! Хоть эта в полном составе!

Мы вышли из машины и зашагали дальше по размытой дождем скользкой дороге. Вдали глухо гремела канонада. На поле мы составили винтовки и развесили на них плащ-палатки. Я хотел было закурить, но с каски лило так, что сигарета размокла, прежде чем я ее раскурил. Некоторые садились прямо в грязь.

Я пошел в штаб батальона.

— Чего мы здесь, собственно, ждем?

— Из батальона, который мы сменяем, должны прийти люди, чтобы отвести нас туда. Пока никого нет.

Я зашлепал по грязи назад в роту. Но увидел желтые отблески и обернулся. Впереди, как раз там, куда, по моему разумению, нам предстояло идти, взмыли осветительные ракеты и рассыпались желтым дождем. «Проклятье!» — подумал я и зашлепал по грязи дальше.

Впереди забрехали батареи. Кое-где я увидел вспышки орудийных залпов. Продолжали взлетать и лопаться ракеты. В роте все притихли. Кто-то храпел.

Разрывы осветительных ракет сместились вправо.

И надо же, чтобы именно в эту ночь, когда французы снова пошли в наступление, нам предстояло выйти на передовую!

Постепенно стрельба затихла, только дождь продолжал стучать по каскам. Я подсел к Цише на плащ-палатку. Все молчали. Текли часы. Дождь не переставал.

— Рота, встать! Надеть снаряжение! Строиться на дороге!

От холода и сырости я весь одеревенел. Плащ-палатка тоже стала твердой и холодной.

На дороге показались трое без походного снаряжения.