Война

Несколько дней мы шли по лесистой горной местности. Потом вышли на голую равнину, а около полудня добрались до городка — совсем крохотного, — меньше самой маленькой деревеньки. Наш взвод занял последний дом справа на другом конце городишка. Солнце пригревало прямо как летом. Наше отделение разместилось на верхнем этаже дома в комнатушке с одним окном; под окном стояла невысокая скамейка, вроде скамеечки для ног. Мы с Хензелем уселись на нее. За окном была равнина, по ней петляла песчаная дорога, и у дороги стояли три покосившихся, еще голых фруктовых дерева. Дальше дорога терялась в степи, где не было уже ни деревьев, ни кустарников, ни холмов.

Командир взвода, стоя позади нас, смотрел поверх наших голов вдаль:

— Вот места для поэта!

Я поглядел на него с удивлением. Это был большой, сильный человек, еще не старый. Сегодня он казался усталым, лицо пошло красными пятнами. Он с тоской смотрел вдаль. Над степью стояло марево.

— Мне что-то неможется, — сказал он.

— Что с вами, господин фельдфебель?

— Не переношу переходов.

Он лег на пол, вид у него был совсем измученный. Меня удивило, что этот сильный малый, хороший гимнаст и бегун, не переносит длительных маршей.

Хензель потянул меня за рукав, и мы вышли из дома. Мы, прошли немного в глубь равнины и сели на припеке на небольшой пригорок.

— Куда вы запропастились? — к нам бежал Вейкерт. — Подан сигнал подъема по тревоге. Только что прибыло несколько человек с передовой — говорят, там дела плохи. Французы прорвали оборону и проникли глубоко в наши позиции.

III

Мы миновали равнину и добрались до жидкого перелеска. Впереди не прекращалась канонада. По небу неслись серые облака. Пронизывающий ветер налетал порывами. Мы свернули с дороги в худосочный сосновый лес. Разбили там на ночь палатки и легли спать. Ветер усилился. Я лежал возле щели между двумя скрепленными плащ-палатками. Сквозь щель свистел ветер и время от времени заносил в палатку капли дождя вперемешку с хлопьями снега. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и все-таки мерзли… Двинут ли нас завтра на передовую?

Утром, окоченевшие, выползли мы из палаток. От полевой кухни валил Пар и смешивался с клочьями тумана. Привязанные к соснам лошади беспокойно перебирали ногами.

Кофе лишь самую малость согрел нас. Впереди гремели пушки. Мы чувствовали себя на удивление весело, снова забрались в палатки, немного поболтали, но от усталости скоро примолкли и уснули.

— Снять палатки! Приготовиться к выступлению!

Мы быстро сняли палатки, пристегнули их, мокрые, к ранцам. Все стояли, съежившись, руки в карманах. Крупными хлопьями падал снег.

— Смотри, Альбин, сейчас начнется! — сказал кто-то.

Но никто не засмеялся.

— Ну и решето же из тебя сделают!

Трое, прижавшись друг к другу спинами, присели и снова встали.

— Может, перекинемся в картишки, Макс? Снежок — прямо благодать.

Нашлись и такие, что, усевшись на поваленное дерево, принялись играть растрепанными картами. На карты падали хлопья снега.

Другие сложили из хвороста костер. Плотный, белый дым тонул в снежной пурге. Впереди неумолчно гремела, перекатывалась канонада. У одного из костров пели.

Текли часы. Снег прекратился.

К вечеру мы снялись с места. Зачем понадобилось сворачивать палатки и шесть часов торчать тут — этого не понимал никто.

Вступили в поросшую лесом долину и зашагали дальше вниз по ручью. Долина расширилась. Лес отступил. Справа показалась большая деревня. По длинному деревянному мосту мы перешли через заболоченный ручей.

Сс-шш! — просвистело и — бах! — рядом с мостом в болото.

Быть может, этой ночью мы сменим тех, кто впереди.

Перед нами высились густо поросшие лесом горы. Мы слышали стрельбу, но ничего не было видно.

Вошли в высокий сосновый лес.

— Разбить палатки!

Уже смеркалось. Принялись соскребать ногами мокрый снег с желтых листьев на земле.

Мое отделение вместе со вторым установило одну широкую, низкую палатку, оставшиеся же плащ-палатки мы расстелили внутри и забрались под этот кров. Покачивались, поскрипывая, деревья. На палатку, с легким шуршаньем, валил хлопьями снег. Временами в опавшую листву с деревьев падали капли. Издалека долетали и другие звуки — скрип колес на дороге и разрывы снарядов — то ближе, то дальше.

Рамм! — взорвалось вблизи. Рамм! — дальше, справа. Посыпались осколки.

— Сволочи! Мне угодило в спину! — выругался Вейкерт.

— Нет ли у кого-нибудь гинденбургской горелки?

У тощего Бранда была горелка в кармане, и он зажег фитиль. Осколок задел Вейкерта рикошетом в спину, но царапина почти не кровоточила, и перевязки не потребовалось.

— Да, с этим в тыл не отправят, — сказал он. — Но дырку в мундире я все-таки заработал. Он снова натянул мундир и лег спать. Мы погасили свет.

Рамм! — это где-то тут, впереди.

Потом, после паузы, снова — рамм! — немного сбоку.

Меня потянуло ко сну. Еще раза два я слышал разрывы.

Врамм! — в палатке произошло движение.

— Что случилось?

— Зажгите свет!

— Дьявол! — ругался кто-то и стонал.

Вспыхнул огонек спички. Все оглянулись.

— Что с тобой, Альбин?

— В ногу угодило. Ну же, разрежьте сапог!