Передо мной письмо одного из защитников Сталинграда. Оно написано 16 сентября 1942 года. В нем есть такие строки: «Мне кажется, что мы погибнем здесь, я говорю о себе и о своих друзьях, но никогда прежде я не чувствовал так остро, что все это неважно, даже личная судьба и смерть. Вчера пришло пополнение, сибиряки. Какие это люди! Немцы, видимо, решились пройти во что бы то ни стало, такой музыки я еще не слыхал. Но они не пройдут, это мы все знаем, а теперь вопрос в одном: удержать этот кусок земли, потому что если удержим — тогда немцам конец…» Это письмо писал девятнадцатилетний юноша. Он погиб как герой четыре дня спустя. Но то, о чем он мечтал в последние минуты, то, ради чего он пролил свою кровь, совершилось: защитники Сталинграда отстояли родину.
Душевные качества народа проверяются в дни испытаний. До Сталинграда мало кто понимал за границей, что такое Советская Россия. Чужестранцы говорили о нашей стране, как о географическом понятии, как о загадочной лаборатории, где чудаки занимаются подозрительными опытами, как об окраине мира. Теперь многие из этих слепцов с упованием следят за продвижением Красной Армии. Кто же посмеет ограничить признание одной физической силой, ссылками на неисчерпаемые ресурсы или на торжество пространства? У Сталинграда не уральские домны осилили рурские, не территория от Владивостока до Волги перевесила другую территорию, от Волги до Атлантики, нет, это советский человек победил фашистского робота. В Сталинграде закончился один период истории и начался другой. Все последующее стало возможным только после Сталинграда: и Поныри, и Прохоровка, и Днепр, и наступление ленинградцев. Сталинград указал Италии ее место; он дал нашим союзникам год на подготовку военных операций. Сталинград прозвучал, как похоронный колокол над Германией, и Сталинград раскрыл миру глаза на величие Советской России. Американская газета «Крисчен сайнс монитор» пишет: «Может быть, грядущая эпоха будет «русским веком»…»
Как хорошо, как справедливо, что название города, отныне священного для России, связано с именем человека, который помог нашему народу выполнить свою историческую миссию! Эта связь настолько органична, что порой кажется, будто Сталинград заново, вторично был назван городом Сталина.
Мы знаем, что впереди еще много трудного. Нелегко перейдет Германия от императорских горностаев к залатанной кофте. Последние «четверть часа» всегда бывают тяжкими если не для оружия, то для сердца. Но после Сталинграда ничто уже не остановит Красную Армию. Год тому назад весы истории дрогнули, и одна чаша перетянула другую.
Немцы 1944
Есть сентенция: «В доме повешенного не говорят о веревке». Это относится к деликатности: зачем напоминать о совершившемся? Но в доме преступника, который знает, что его повесят, если не говорят, то думают о веревке. Действительно, трудно интересоваться галстуками или шарфами, когда впереди петля. Немецкая армия и немецкий тыл теперь думают об одном: о возмездии. Для осужденного есть нечто страшнее самой казни: несколько шагов, которые отделяют его от эшафота. Еще сотни километров отделяют границы Германии от Красной Армии. Но немцы сейчас не считают километры. Они считают месяцы и часы.
Пленные фрицы и в начале войны, мгновенно переходя от наглости к подхалимству, вопили: «Гитлер капут». Это было лицемерной угодливостью. Теперь пленные произносят «Гитлер капут» меланхолично и спокойно, как справку. Недаром на фронте немцев образца 1944 года прозвали «фрицы-капутники». Однако, желая определить состояние германской армии, я менее всего склонен основываться на рассказах пленных: это ненадежный источник. Я предпочитаю послушать немецких офицеров, находящихся на свободе; этим незачем сгущать краски. Вот как описывает наступление Красной Армии майор Виер из германского генштаба в специальном бюллетене для солдат «Центральной группы армии»:
«Советы стягивают на узкий участок фронта полтысячи танков, тысячу орудий разного калибра и в день атаки совершают свыше тысячи боевых вылетов, — причем это не единичное явление.
Наши солдаты находятся в узкой щели, часто в открытом поле, в лесных болотах. Над ними холодное небо, вокруг безграничная чужая земля. Позади мало солдат, мало — по сравнению с огромными силами противника. Рев, вой, грохот, свист снарядов и мин из тысяч пушек и минометов, мечущих смерть, и только изредка наша артиллерия может отвечать врагу. Три-четыре часа этот ад потрясает землю и небо, а потом набегают колонны с отвратительным «ура», впереди — танки; все больше и больше танков с гремящими гусеницами и скрипящими моторами. При этом я еще ничего не сказал о бомбардировщиках, которые неистовствуют над нашими солдатами почти на высоте деревьев, сбрасывают бомбы и ведут ураганный огонь. Пять, восемь, двенадцать самолетов против одного нашего…
Несмотря на все атаки и прорывы, нужно в конце концов остановить противника, задержать его живым валом, который обороняет Германскую империю».