Берлинское радио сообщает: «В районе Никополя наши войска находятся в трудном положении вследствие оттепели и распутицы». Еще раз вместо фюрера немцы высекли природу. Кто виноват в немецких поражениях? То мороз, то оттепель, то дождь, то засуха. Природа ведь не пишет опровержений. А тупоумные фрицы не спросят: почему распутица мешает немцам и помогает русским?
В Минске, в Пскове, в Таллине, в Ковеле царит дорожная лихорадка: немцы несутся на запад: вместо «Дранг нах остен» — драп нах вестен. Удирают зондерфюреры, представители колониальных обществ, педеля немецких лицеев, колбасники, генеалоги, персонал «душегубок», спецкоры «Фелькишер беобахтера», гестаповцы, служащие Круппа и Геринга, коммивояжеры, любительницы полендвицы и повидла. Один немец пишет из Слонима: «Здесь все теперь спрашивают «сколько?» и не нужно переспрашивать, — сразу понятно, что речь идет о красных — сколько им еще осталось километров до Слонима».
В Берлине тоже увлечены километражем. В 1943 году немцы забыли о картах. Теперь они снова разглядывают атласы. Они сидят в бомбоубежищах с учебниками географии. Корреспондент газеты «Афтонбладет» пишет: «В Берлине отмечают, что от Сталинграда до Луцка — тысяча четыреста километров, а от Луцка до Берлина — восемьсот». Полезная справка, но вряд ли она успокоит берлинцев. Действительно, некая Ирма Гольц пишет своему мужу из немецкой столицы: «Здесь все говорят о чемоданах, о дороге. Бегут не только от бомбардировок, но как-то неспокойно на душе, особенно когда послушаешь радио. Гюнтер из СС «Викинг» вчера был у меня, он мрачно смотрит на общее положение, говорит, что это конец спектакля, что дело идет к вешалке…»
Здравые слова. От себя добавлю: для одних к вешалке, для других к виселице.
Нейтралитет особого типа
В 1938 году один английский журналист задал вопрос генералу Франко: «Можно ли назвать режим, установленный фалангой, фашизмом?» Генерал Франко ответил: «Нет, это режим особого типа».
Генерал Франко напрасно претендовал на оригинальность: режим в Испании чрезвычайно напоминал режим в Германии и в Италии. Города пустели, концлагеря росли, и на кладбищах царило небывалое оживление, а в стране водворилась кладбищенская тишина.
Несколько дней тому назад генерал Франко еще раз торжественно заявил, что он соблюдает «строжайший нейтралитет». Я не знаю, как отнеслись к его заверению ревнители международного права. Но, вероятно, многие испанцы, которые теперь бродят по заснеженным болотам и полям, узнав о божбе генерала Франко, пышно выругались.
Посмотрим, чем заняты строго нейтральные солдаты строго нейтрального генерала. Еще недавно они преспокойно воевали то на Волхове, то под Ленинградом, в Пушкине. Они входили в 250-ю испанскую дивизию. Но вот 18 ноября 1943 года Мадрид передал через Берлин приказ: «Будьте строго нейтральными». Наивный читатель подумает, что после этого испанцы сбросили с себя немецкие шинели, оставили немецкие автоматы и направились домой. Все произошло проще и сложнее. Генерал Эстефан Инфантес действительно уехал в Мадрид, но, уезжая, он призвал своего начальника штаба полковника Антонио Гарсиа Наварро и сказал ему: «Любезный дон Антонио, отныне вы будете командовать нашими бравыми нейтралами, которые, кстати, с сегодняшнего дня входят не в 250-ю испанскую дивизию, а в Испанский добровольческий легион. Вы смените 121-ю немецкую дивизию».
Солдаты выстроились. Капитан Хосе Бермудес Кастра произнес речь: «Англичане недовольны. Официально дивизия возвращается в Испанию. Однако мы остаемся здесь и будем сражаться вместе с нашими друзьями-немцами. Пусть трусы, которые хотят домой, выйдут вперед, но предупреждаю — им не поздоровится. Таких предателей дома ждет хорошая головомойка». Два чудака все же вышли вперед: «Мы не желаем быть добровольцами». Капитан обругал непокорных и послал их, но не в Испанию, а на работы — рыть землю. Остальные поняли, что они — добровольцы особого типа.
Части Красной Армии, прорвав немецкую оборону в районе Волхова, увидели растерянных кабальеро, которые метались по снегу. «Что вы здесь делаете?» — спросили нейтрального Николаса Лопеса. Он ответил: «Увы, воюем».
Конечно, хлеб — это хлеб и нефть — это нефть. Но все же разговоры генерала Франко о «строжайшем нейтралитете» способны удивить даже в наше время, когда люди разучились удивляться.
Воистину, нейтралитет особого типа.
21 февраля 1944 года