Война

Милли бросила салфетки, и они упали прямо на блюда для запекания, которые уже были выставлены в ряд и застелены тестом для пирога со свиными потрохами. В пирог должны были пойти свиные сердца, печень и почки, а также гора трав и картофеля. Одно из блюд соскользнуло со стола и разбилось, тесто оказалось на полу. Миссис Мур ахнула, как и все остальные. Они уже ввели четкую систему распределения продуктов, чтобы сделать работу на кухне проще, но им по-прежнему приходилось собирать крошки и вести всему строгий счет, чтобы люди не остались голодными. Дело в том, что они были вынуждены переоборудовать теплицы под палаты для пациентов с особыми случаями, которые стали попадать к ним очень часто, а также под жилье для инвалидов, которых они нанимали в качестве работников, чтобы тем не приходилось жить на одну пенсию.

Милли прикрикнула на миссис Мур:

– Энни толкнула меня, это она виновата!

Она выбежала из кухни и ушла наверх, на задний двор. Мэри из Истона, которая была в этот день волонтером на кухне, убрала беспорядок. Эви вздохнула и пошла за этой непутевой девицей. Ее поведение можно было объяснить беспокойством за Джека, который все еще был в Ипре, на который немцы недавно осуществили очередное неудачное наступление в попытке добраться до портов северной Франции, или это была просто Милли. Эви со спокойным сердцем сделала бы ставку на второй вариант.

Во дворе Милли уже кричала на волонтеров из прачечной, которые безуспешно пытались расправить простыню на сильном ветру. Эви взяла ее за руку и повела в гараж, где по выходным играли старшие дети работников. Их встретили крики и смех. Эви грубо, почти насильно, взяла Милли под руку.

– Посмотри на Тима, он прекрасно проводит время.

Милли посмотрела на своего сына.

– Он любит твою маму больше, чем меня.

Эви затрясла головой.

– О нет, ты его мама. Он любит свою бабушку, но ты его мама.

Милли побледнела и прошептала:

– У многих людей нет мамы, и они счастливы.

Она помахала рукой своему сыну, подошла к нему и крепко обняла.

Позже этим же днем, во время обеденного перерыва Эви, Матрона нашла ее в зале для прислуги.

– Грейс почти вернулась к нам, Эви. Мы только должны заставить ее снять с головы шаль и вернуть туда шапочку медсестры.

– Только? – сказала Эви.

Матрона ждала. Эви сразу же поднялась на ноги.

– Ваша желание для меня закон.

– Ну конечно же, – сказала Матрона. Эви пошла за ней в зимний сад, и вместе они вывели оттуда Грейс. Они направились на пасеку, в луга, которые предстали перед ними во всем своем великолепии, полные диких цветов и солнечного света.

– Не знаю насчет пчел, но мне кажется, что это ульи производят мед. Люди столько всего для нас делают.

Это была первая простая и жизнерадостная вещь, которую она сказала за все это время. Эви взяла ее руку в свою и мягко сжала.

– Пчеловоды хотят помочь нам с самообеспечением и еще позволить выздоравливающим пациентам заняться чем-то полезным. Впрочем, бесконечные пчелиные укусы не кажутся мне полезными.

Милли разгуливала рядом с ульями, а это значило, что Гейне тоже где-то рядом. Возможно, она была несправедлива к ней, потому что три другие девочки-прачки тоже были здесь и, стоя на некотором отдалении, болтали с пленными и ранеными, пока те приподнимали крышки ульев и делали то, чем должны заниматься пчеловоды. Эти помощники получили полноценные костюмы пчеловодов, и у них была настоящая работа. Грейс и Эви слышали жужжание пчел в цветах, и оно заставило их вспомнить о довоенных временах, счастливых, спокойных временах.

Один из пасечников помахал им рукой и крикнул что-то Милли, та рассмеялась. Это был Гейне. Эви тяжело посмотрела на них, и у нее чесались руки отхлестать обоих по щекам, но она пошла дальше, уводя с собой Грейс. Грейс все более плотно заматывалась в шаль по мере того, как они продвигались вперед.

– Грейс, пчелы тебя не ужалят. Они слишком заняты, они по локоть в пыльце. Позволь солнцу поиграть у тебя в волосах, – она сжала ее руку крепче.

Грейс тихо засмеялась:

– Это не солнце будет у меня в волосах играть, а пчелы.

Они пересекли луг и оказались на дорожке, которую специально оставили между рвом со старой стеной, который огораживал лужайку у старого кедра, и очередным картофельным полем. Грейс все еще крепко держала шаль обернутой вокруг своей головы, когда Эви помахала рукой мужчинам и деревенским девушкам, сажающим картошку.

– Пчел больше нет, – прошептала Эви.

Грейс резко остановилась и крикнула:

– Я сама буду решать. Занимайся своими делами, Эви. – Она вырвалась и зашагала вперед.

Волонтеры с удивлением подняли головы. Эви побежала за ней, хотя уже чертовски устала от всего этого. Она схватила Грейс за руку и развернула ее к себе.