Опираясь на новый атрибут, без которого каждый шаг был мукой, я подошел к дивану и с видимым облегчением сел, предложив женщинам сделать то же самое, указал я им на второй такой же диванчик, расположенный напротив.
Теперь нас разделял только стол, с парой ваз, в которых лежали созревшие груши, персики, и яблоки. Махнув рукой и согнав с персика пчёлку, я указал пальцем на вазу.
— Угощайтесь.
— Спасибо, — поблагодарили меня женщины, но угощаться не стали. — Лучше перейдем сразу к делу, — сказала та из дамочек, что повыше ростом. — Меня зовут Свиристель. Мою подругу, рядом, — кивнула она головой на сидевшую по правую руку от неё, — Грач.
— Э-э-э, — замешкался я на секунду. — Чего? — Наморщил я лоб, приподняв обе брови от удивления.
— Вы ещё не сталкивались с сотрудниками нашей... организации лицом к лицу? Не так ли?
— Не имел такой чести. Хотя ваша... организация производила обыск моих владений в Сибири, но меня, к сожалению, там уже не было. Отправился на войну, знаете ли. Кха, кха. КХА! — Жестко закашлялся я, от чего был вынужден взять стакан с водой и запить, окрасилась та самая вода красным, смешавшись с моей слюной. — Извините, — поставил я стакан на столик, чувствуя стыд за свою слабость. Позорище.
Женщины, посмотрев на стакан, окрашенный моей кровью, переглянулись и продолжили разговор, как ни в чем не бывало.
— У сотрудников тайной канцелярии много врагов, знаете ли, из-за чего оперативные работники, такие как мы, носят не имена, а прозвища. Не хотелось бы, чтобы семьи (рода) тех, кого мы уличили в преступлении против Императора, в отместку ударили по нашим родственникам.
— Найти человека можно не только по имени, — заметил я, стараясь не морщиться от головной боли.
— Наша внешность изменена, — улыбнулись они. — Поверьте, вы при всем желании не узнаете, кто мы есть на самом деле.
— То есть вы можете быть даже мужчинами? — Заинтересовался я вопросом.
Даже боль на миг отступила.
— Кхм, — поперхнулась персиком Грач, решившись угоститься сочным плодом, брызнувшим соком во все стороны.
— Всё может быть, — улыбнулась мне Свиристель, мягко постучав поперхнувшейся подруге по спине.
Глупо было думать, что они ответят. Хотя то, как поперхнулась Грач... Впрочем, это тоже может быть игра для одного зрителя. Меня.
— Хорошо. Мы познакомились. Что дальше?
Настроение с каждой секундой ухудшалось. Действие обезболивающих заканчивалось и боль по всему телу возвращалась. Формами, своими силами, убрать боль я не мог. Помогали лишь лекарства. Против моих ран искусство кудесника пасовало.
— Не будем ходить вокруг да около, да? Вы знаете, что мы знаем, что вы знаете...
— Свирь, — прервала её Грач, неодобрительно посмотрев в глаза Свиристель.
Что-то разговор с ними меня все больше утомлял.
— Ой! — Потупилась та. — Извините, — сказал она уже мне. — Привыкла уже говорить недомолвками и намёками с много возомнившими о себе наследниками знатных фамилий и других подобных товарищей... Вы ведь не такой? Действуете наверняка?
— О чём вы? — Хмурился я всё сильней.
— Об отрезанной голове сына Утямыш-Гирей хана. Об убитом главе рода Гончаровых. О ключе, — беззастенчиво уставились обе женщины на моё обезображенное шрамами лицо, пытаясь что-то на нём найти.
Вот погань, прикрыл я глаза на миг, пытаясь отдышаться и взять себя в руки, после чего начал отвечать:
— Смерть Ильхама исключительно его вина. Видит бог, я этого не хотел.
Грач и Свиристель хмыкнули.
— О смерти Гончарова я слышал. На этом всё. Кто это сделал, я не знаю.
Ещё один хмык.
— Насчет ключа же, я не дурак и понимаю, на что вы намекаете... — Замолчал я, перебирая варианты в голове и решив отвести от себя всяческие подозрения начал валить все на «любимую» мачеху. — И нет. Я не находил никакой ключ. Мое возвышение исключительно моя заслуга, а то, что я прорвался сразу на вторую, а теперь и на третью ступень — заслуга многоуважаемой Людмилы Ильиничны Смирновой в девичестве Чернозубовой.
— Объяснитесь, — не попросили, а потребовали эти женщины с птичьими именами, отбросив условности. Но ничего. Промолчу и отвечу.
— Да что тут объяснять? — Пожал я плечами. — Все как в сказке о злой мачехе. Эта дрянь с самого детства подливала мне препарат блокирующий возможность развивать средоточие, а как только я покинул родное гнёздышко, и моя кровь естественным образом очистилась, многолетние труды дали о себе знать и во время очередной медитации я прорвался сразу на два ранга, — снова пожал я плечами.
— Мы не влезаем во внутренние дела знатных семей, — заметила Свиристель, не сумев скрыть заинтересованности моими словами или просто показывая мне, что ей это интересно.
— Неважно. Я вообще не собирался вам ничего говорить и сказал то, что сказал, чтобы вы оставили меня в покое. Не люблю, знаете, неподтвержденных фактами обвинений.
— Никто вас не обвиняет, — возразила мне Грач. — Моя подруга, Свирь лишь озвучила слухи, гуляющие о вас в Тобольске. Вот и всё.
— Ну-ну, — убрал я задрожавшие руки в карманы брюк, не желая показывать свою слабость ещё больше. Обезболивающие уже всё. Закончилось и меня все сильнее колотила дрожь.