Если все что сказал вестовой, правда, а я склоняюсь что таки да, правда, то нужно бежать без оглядки. Сдаваться туркам или кому бы то ещё не вариант. Они ведь хотели не только нашу землю (что уже не актуально), нет, им нужны люди, как обычные, так и одаренные. Особенно одаренные. Кудесники. Тем более, когда
— Все готово? — Спросил я штурмана, капитана Замерзайко, еще на пороге рубки. — Взлетаем! — Не дал я ему и слово сказать, стразу отдав приказ.
— Мы можем принять ещё людей. Место есть. И...
Я снова его прервал.
— Но нет времени — отрезал я, прикрывая глаза и садясь на палубу, готовясь к сложной работе. — Взлетай, я сказал.
Средоточие в груди словно подергивалось, предупреждая меня о грозящей опасности, и я ему верил.
— Есть! — Перестал он спорить и отдал нужные приказы по корабельной связи. Я же, принялся за работу.
Гул внутри дирижабля все нарастал и мы медленно, но неотвратимо начали взлетать. Маскировочная сетка порвалась, и мы предстали перед врагами во всей красе. Утешало лишь то, что такая картина была по всему фронту. Все что могло летать, поднималось в небо. Все что могло ехать — двигалось. Те, кому не повезло, бежали.
Уже отработанным усилием, я выпустил наружу все ещё сильнейший свой щит, обтекал меня туман, устремляясь за пределы железных ребер моей птички, закрывая заднюю плоскость дирижабля барьером
— Бах. Бах, — содрогнулся корпус от ответных выстрелов с нашей стороны.
Да. Мы же теперь вооружены и можем дать сдачи, забыл я об этом, порадовавшись на миг, но тотчас всё веселье из меня выбило. В состоянии глубокой медитации, в котором я сейчас находился, я видел на все триста шестьдесят градусов, и препятствий моему взору не было. Переборки, металл, дерево — не важно. Я видел, как люди отчаянно бежали, как они тянули руки в сторону взлетающей машины, видел, что они ранены, что они не бросили товарищей, что они подбирают своих, подставляя им плечо, и я видел, как турки уже заходят в их спины...
Чувство опасности скакануло до предела. Сердце болезненно сжалось, и мне не оставалось ничего другого как обхватить своей силой весь дирижабль, попытавшись дернуть его в сторону.
***
Михаил, следящий за замеревшим в сидячем положении на холодном полу командиром, отдал бы все, чтобы спасти как можно больше людей, но он понимал, если Семен сказал что у них нет времени, значит так и есть.
Почувствовав резкий рывок в сторону и с трудом удержавшись на ногах, в последний миг удержав от падения не осознающего, где находится Семена, погруженного в глубокий транс, он посмотрел в иллюминатор. На том месте где ещё секунду назад висели они, мимо, прошла целая волна клубящегося, красноватого огня, но не найдя на том месте чего бы пожрать, жуткое, красное пламя потухло.
Люди в рубке ругались, вставали с пола и потирали ушибы. Михаил же не мог позволить себе отвлечься, и следил за Семеном. После того как он выдернул их из-под удара у него из носа пошла кровь и он бережно протер ему лицо платком, заодно и стряхнув прилипшую к нему после окопов грязь.
— Надеюсь, он справится, — подошла к нему майор Ветлицкая, с тревогой поглядывая то на их командира, то в иллюминатор.
Было видно как другие машины, взлетевшие с ними примерно в одно время, горели, взрывались и падали. Вот упал вертолет. Вот вошел в пике разорванный пополам дирижабль и со страшным скрипом пропахал носом землю. На месте падения прогремела серия взрывов, так что с уверенностью можно сказать — никто не выжил.
— У тебя есть связь с командованием? Ты же из безопасности. Должна быть, — спросил он её.
Посмотрев в глаза подполковнику Жуку, верному псу молодого волкодава покрытого с ног до головы шрамами, что любит притворяться кроткой овечкой, бросила она на него мимолетный взгляд, а после, решила ответить честно. Какие уже тайны?
— Была через кудесника в штабе дивизии, но он пропал, и я не смогла ни с кем связаться... — Пожала плечами женщина.
— Сбежал, — припечатал Михаил. — Не пропал. Сбежал.
— Должно быть да.
Вновь рывок в сторону и помимо Семена и себя, Михаилу пришлось удерживать Ветлицкую, повисшую на его плече.
— Ох, — выдохнула она. — Извини.