— Идите сюда, не бойтесь! Идите! Идите!
Они развернулись и убежали. Стрелять было нельзя — жёсткий режим тишины. На Третьей улице удалось забрать тело погибшего две недели назад бойца «Легиона».
В 17:00 миссия ОБСЕ покинула территорию Ясиноват-ского поста ГАИ. То, что произошло дальше, напомнило школьные годы, когда учитель выходил из класса и в помещении начинался хаос. Так и сейчас: как только ОБСЕ уехало, с обеих сторон начался буквально шквал огня. Укропы пытались выдавить нас огнём с новых позиций, но это только раззадорило бойцов нашей роты.
На следующий день я видел, как таскали большое количество «Шмелей». Ближе к вечеру наши начали пытаться массированным огнём выбить противника из укреплений на Четвёртой улице. Всесторонний опыт использования гранатомётов в роте отсутствовал. Подразделение уже полтора года вело позиционные бои, и весь опыт использования гранатомёта заключался в умении его заряжать и стрелять в сторону противника. Наверное, единицы в роте, вообще стреляли из каких-нибудь гранатомётов по бронетехнике. Уличный бой в таких дачных посёлках имеет свою специфику: стрелять из гранатомёта можно не везде. Причина тому — множественные кусты, деревья, ветки, заборы. Чтобы поразить цель (огневую точку в доме или блиндаже), нужно было выбрать место, где полёту гранаты ничего бы не мешало. Наверное, с осени 2014 года в этих дачах никто не бывал, кроме диверсантов, поэтому всё очень сильно заросло. Мест, с которых можно было вести огонь из гранатомёта, было не много. К тому же, почему-то даже военные переоценивают разрушительную силу РПГ-7 и «Шмелей». Для того чтобы поджечь или произвести разрушение в доме, нужно попасть чётко в окно. Удары гранат об стену никаких разрушений, кроме небольших отверстий, не несут и максимум могут напугать противника. В один из домов наши выпустили 16 «Шмелей», помимо остальных боеприпасов, но смогли только сложить крышу. Оказывается, внутри домов укры обкладывали стены мешками с землей, оставляя небольшие амбразуры. То есть граната пробивала (если пробивала) просто кирпичную стену, не причиняя дальше никакого вреда. Я хотел использовать хороший пример с мешками для защиты нашего дома. Сразу встала проблема: у нас нет такого количества мешков, мне их никто не выделит, и заниматься этим никто не будет.
Один из наших гранатомётчиков во время этого боя дважды выстрелил из РПГ с одного и того же места, а на третий раз получил пулю под сердце, к счастью, остался жив. Его накололи буторфанолом и понесли в тыл. Видимо, наркотик как-то очень странно на него подействовал, и он постоянно вскакивал с носилок и кричал:
— Ребята, дайте пососать! Дайте пососать!
Было как-то неудобно.
В отбитых домах нашли «мухи», хорошие натовские берцы, кровавые бинты, разорванные ИПП и бронежилеты (один из них, на котором висел значок с изображением лисы и ленточка с украинским флагом, Аскольд показывал нам на позиции, когда делал обход). К сожалению, ни тел убитых врагов, ни личного оружия захвачено не было. Командование объявило, что дадут семь дней отпуска тому, кто притянет тело или укропский АК.
Во время одного из затиший мне удалось побывать на Третьей улице. После таких боёв у них было много раненых, и просто некому было даже принести продукты и воду. Нас попросили помочь. Я схватил мешок с овощами и, петляя между огородами, вышел на Третью улицу. Буквально в ста метрах от себя я увидел тлеющий дом, вокруг которого была выложена стена из мешков. Вначале я подумал, что это наша позиция и надо нести продукты туда, но кто-то идущий сзади поправил меня:
— Не, не, братан, это ж укропы, нам направо.
Пройдя какое-то расстояние, я опять увидел такой дом, а за стеной из мешков было отчётливо видно каски укропов, которые, вероятно, грелись у костра. Так близко я видел противника впервые, чему был очень удивлён.
— Хуйня… Мы перекрикиваемся с ними. Вчера, когда был бой, кто-то там орал, чтоб цинки несли, — рассказывал Кеша.
Я долблю землю кайлом, Сёма выкидывает.
Утром, перед началом смены, он повёл меня на чердак и показал ночник. Старый советский НСПУ, его недавно нам принесли. Кто-то его переделал, и он заряжался от сети. Надо сказать, что на Промке я впервые увидел ночники и теплак.
— Ночник несколько дней у нас, а они его не заряжают. Смотри… Он не севший… Я специально спросил, пользуются они ночником или нет… Говорят — да, а на самом деле никто ничем не пользуется. Они спят тут! Все спят! Поговори с ними, ты же командир… — возмущается Сёма.
Он тоже идеалист и всё ещё не понял, куда попал. Вообще многие добровольцы-россияне напоминали мне персонажа «Особенностей национальной охоты» — финна Райво, который не переставал удивляться происходящему вокруг.
С кем говорить? С бабой Таней? Где рычаги воздействия? Увольнение? А кто на её место? Таких людей, как Женя, можно бить, штрафовать, но они от этого не поменяются… Вчера меняли Рената и Ваню, они тоже спали на посту. Сёма до этого ещё их палил разок… Всех бить? Всех выгнать?