Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров

Почти в самом начале правления Ричард отправился в путешествие по своему королевству. Сначала он двинулся вверх по Темзе, через Виндзор и Рединг в Оксфорд и Вудсток, повернул на запад в герцогский город Глостер, а затем поехал обратно через центральные графства, Йорк и дальше на север. Во всех этих районах была сильна его власть как аристократа, и именно здесь он хотел — или считал своим долгом — выразить свою бесконечную благодарность за поддержку. Ричард подчеркнуто избегал поездки в Уэльс, на запад Англии или в другие области, тесно связанные с Вудвиллами и советом принца, через который они правили. Земельные пожалования и посты в этих регионах посыпались на самого преданного и близкого сторонника Ричарда, Генри, герцога Бекингема[436]. Почти весь юго-восток и Восточную Англию он передал в руки своего верного союзника барона Говарда, недавно получившего титул герцога Норфолка.

Во время своих поездок Ричард пытался показать, что он король, способный умело руководить страной и вершить правосудие, в то время как правление его брата скатилось в запустение и засилье похоти. Позже он настаивал на том, что власти Эдуарда IV пришел конец, потому что его радовали «лесть и подхалимство» и, «движимый чувственностью и похотью», он «следовал советам высокомерных, порочных, чрезмерно алчных людей и не прислушивался к хорошим, добродетельным и разумным людям». То, что хотел сообщить подданным Ричард, почти не отличалось от посыла его отца в 1460 году: он заявлял, что выступает за «благоразумие, справедливость, благородное мужество и совершенное благочестие»[437]. Везде его встречали представлениями и торжественными церемониями, он же отвечал тем, что не скупился на содержание по-королевски роскошного двора.

Внешне Ричард III не производил сильного впечатления. Мрачностью он пошел в отца, но, в отличие от брата, невероятно высоким ростом не отличался. Хотя ему было всего тридцать, у него уже был сильно искривлен позвоночник, должно быть, это очень мешало ему и причиняло боль, и при ходьбе ему приходилось поднимать одно плечо выше другого. Он страдал от нервного тика и скрежетал зубами. Историк Полидор Вергилий писал о нем: «Обдумывая какое-либо дело, он постоянно кусал нижнюю губу». Позже он же отметил, что король «имел обыкновение правой рукой до половины вытаскивать из ножен и опускать обратно клинок, который всегда носил». Тем не менее, по словам Полидора, даже злопыхатели Ричарда не могли поспорить с тем, что за свою относительно короткую жизнь тот доказал, что «чрезвычайно умен, предусмотрителен и проницателен» и наделен «отвагой… превосходной и свирепой». Что особенно важно, он был умным и решительным человеком, «которого стоило опасаться из-за его осторожности и проворства»[438].

Таким образом, несмотря на несовершенную внешность, от Ричарда все равно исходило королевское величие. Во время поездки на север его сопровождала бесчисленная свита, состоявшая из множества епископов, графов и баронов, испанского посольства, его жены с девятилетним сыном Эдуардом Миддлгемским (которого как наследника теперь также именовали принцем Уэльским и графом Честером) и захваченного в плен племянника, сына Кларенса, Эдуарда, графа Уорика. Ричард даровал хартии привилегий городам, в которых побывал, так что часть из них теперь сами могли назначать мэров и старейшин. Он великодушно отказывался от традиционных денежных подношений горожан и, наоборот, сам платил за ремонт замков и помогал вернуть старые долги, например крупную сумму, не выплаченную за могилу Кларенса в аббатстве Тьюксбери. «Он устраивал самые великолепные и роскошные празднества и пиршества, чтобы завоевать любовь людей», — писал хронист[439]. На пиру в Йорке он величественно восседал во главе стола в короне. Ричард надолго задержался в городе и пообещал щедрые пожертвования и свободы горожанам, церкви и тем, кто жил в окрестностях. Куда бы он ни шел, он раздавал всем нагрудные знаки с изображением вепря, который был его личным символом. Всего по рукам разошлось тринадцать тысяч таких знаков. Вепрь (по-английски boar) был визуальной игрой слов и отсылал к древнеримскому названию Йорка — Эборакум, — которое обычно сокращали до «Эбор». Раздавая нагрудные знаки, Ричард вкладывал в это совершенно конкретный посыл: он король севера. Местные жители, в свою очередь, восхищались им. Историк из Уорика Джон Роуз, которому во время приезда Ричарда было уже за шестьдесят, эксперт в длинной и запутанной истории дома Плантагенетов, считал, что новый король «посредством истинного брака беспрерывно и без нарушения закона по мужской линии ведет происхождение от короля Генриха II». Учитывая беспорядки и неразбериху, царившие при жизни Роуза, в этом нелепом утверждении было больше лести, чем истины. Но оно было свидетельством того, с каким пылом и непомерной щедростью Ричард пытался заплатить за свой королевский сан.