Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров

Потери, понесенные роялистами при Сент-Олбансе, забыть было нелегко. И у Эдмунда Бофорта, герцога Сомерсета, и у Генри Перси, графа Нортумберленда, остались сыновья и наследники, затаившие злобу и желавшие отомстить за погибших родных. Генри Бофорту, третьему герцогу Сомерсету, в 1456 году было двадцать лет, и ему повезло, что он выжил после страшного ранения, которое получил, сражаясь подле отца в Сент-Олбансе. Молодому Генри Перси, ставшему третьим графом Нортумберлендом, было тридцать шесть, и вместе с младшим братом, Томасом, лордом Эгремонтом, они питали лютую неприязнь к семье Невилл. Все знали, что эти молодые люди и их товарищи носят в себе «обиду и гнев» на йоркистов. И едва ли это могло положительно сказаться на стабильности королевства в будущем[217]. Генрих или его окружение решили, что вместо кровавой междоусобицы и личной мести, которая может перерасти в беспощадный конфликт, двум сторонам нужно в буквальном смысле взяться за руки и с благословения короля заключить мир и наладить дружеские отношения.

Осенью 1457 года двор переехал из Ковентри обратно на юго-восток, и в начале нового года в Лондоне был созван большой совет. К концу января постоялые дворы Лондона заполнили лорды и крупные отряды их вооруженных слуг. Герцог Йоркский прибыл в сопровождении четырехсот человек и остановился в собственной городской резиденции — замке Байнард. С графом Солсбери прибыли пятьсот человек, с его сыном Уориком, приехавшим из Кале, — шестьсот. Все члены их отрядов были одеты в «красные кафтаны с вышитым на них посохом с зазубринами» — личной эмблемой Уорика[218]. Их соперники прибыли в Лондон с еще более серьезными силами: Генри, герцог Сомерсет, приехал в сопровождении герцога Эксетера и восьмисот человек, за ним подтянулись Перси (Нортумберленд, Эгремонт, сэр Ральф Перси) и Джон, барон Клиффорд, чей отец, Томас, также был убит, когда сражался за короля в Сент-Олбансе. С северянами в столицу прибыло мощное войско в полторы тысячи человек. К началу марта, когда король с королевой приехали в Вестминстер открывать заседание совета, Лондон напоминал место боевых действий. Городские власти установили ночной дозор, запретили населению носить оружие и, пытаясь поддержать мир и порядок, организовали на улицах вооруженные конные патрули. В то же время несколько тысяч королевских лучников расположились внутри столицы и за стенами, охраняя отрезок Темзы от Саутуарка до Хаунслоу.

Воздух искрился от напряжения, но, к счастью, открытие совета прошло спокойно, и после долгого обсуждения йоркисты и их молодые соперники заключили сделку. Йорк и Уорик согласились выплатить осиротевшим семьям значительные суммы, а также оплатить мессы по погибшим в аббатстве Сент-Олбанс (считалось, что так душа умершего быстрее покинет Чистилище). Невиллы и Перси согласились принять четыре тысячи марок в обмен на десятилетний мир. Об этом стороны официально договорились 25 марта, на Благовещение, этот день также называют Днем Девы Марии. Примирившиеся лорды вместе предстали перед народом, чтобы продемонстрировать вновь обретенную взаимную симпатию.

Процессия, двигавшаяся по заполненным военными улицам Лондона, представляла собой поразительное зрелище: каждый из оскорбленных лордов рука об руку шел с тем, к кому питал острейшую ненависть. Первым шел юный Сомерсет, державший под локоть старого Солсбери. За ними следовали примирившиеся и по-братски сошедшиеся Эксетер и граф Уорик. Процессию завершала самая странная пара: королева Маргарита в сопровождении своего злейшего врага, герцога Йоркского. Посредине в одиночестве шествовал выглядевший слегка нелепо Генрих VI, распорядитель Дня Любви и предполагаемый миротворец в своем раздробленном королевстве. Пышная процессия двигалась к собору Святого Павла, в который набилось «в тот день превеликое, доселе невиданное множество людей». За этим последовала служба, благодарившая Господа за снизошедший на Англию мир. Позже примирение отпраздновали состязаниями и турнирами в Тауэре и во дворце королевы в Гринвиче. День Любви призван был поразить присутствовавших тем, как две группировки лордов вновь соединила дружба. Более проницательный наблюдатель заметил бы, что разрыв между английскими аристократами, приведший к кровопролитию в Сент-Олбансе, стал еще глубже. Накануне этого показного примирения им сперва пришлось вспомнить все те события, а затем построиться и, как членам разных команд, пройти перед толпой зевак. Все это лишь еще больше развело их в разные стороны.