Пока колесо фортуны бешено вращалось и удача сопутствовала то одной стороне, то другой, отчаявшихся англичан заботило лишь спасение собственных жизней. После битвы при Сент-Олбансе королева вознамерилась двинуться на Лондон. Город же решил дать ей отпор. Накануне своего приезда Маргарита послала в столицу гонцов с просьбой приготовить еду и все, что поможет солдатам восстановить силы. Мэр отреагировал на эти послания нервно, но благосклонно. Однако когда подводы, груженные продовольствием, ехали по городу к воротам Криплгейт и дороге, ведущей на север, группа горожан перекрыла улицу. «Городские простолюдины забрали припасы из телег и не пропускали их дальше», — писал хронист. Они настояли на том, что городские власти должны послать к королеве делегацию с сообщением, что ее не впустят в город, пока наводящие ужас «люди с севера» остаются в ее армии. Климент Пэстон пересказал брату еще один прочно укоренившийся слух: все были уверены, что, окажись ланкастерская армия внутри городских стен, Лондон, как и Сент-Олбанс, будет «разграблен и разорен»[259]
. Маргарите ничего не оставалось, как снова вместе с мужем и сыном отправиться на север. Это отступление, а также решение лондонцев поддержать проигравших йоркистов, а не победоносную королеву в будущем обернется катастрофой.Тем временем Уорик, сбежавший из Сент-Олбанса, сумел встретиться с Эдуардом, графом Марчем. В конце месяца они объединили силы в Котсуолдсе и приняли дерзкое решение. Уорик упустил Генриха VI, а значит, и гарантию легитимности йоркистов. Но по акту cогласия между Генрихом и покойным Ричардом, герцогом Йоркским, теперь наследником престола был Марч. И так как солдаты, верные Генриху VI, убили Йорка в битве при Уэйкфилде, Марч мог настаивать на законности своего статуса, упирая на то, что соглашение было нарушено. Ему больше не нужно было ждать смерти Генриха, чтобы претендовать на корону, которая, как считали Йорки, принадлежала им по праву крови. Он мог получить ее на совершенно законных основаниях.
Однако все это оставалось теорией. В четверг 26 февраля граф Марч в сопровождении Уорика и их знатных союзников приехал в Лондон[260]
. Шли первые дни Великого поста, но, если верить хронистам (несколько предвзятым), горожане радостно их приветствовали. О прибытии в столицу Уорика сочиняли стихи и куплеты, в одном из них его отождествляли с изображением белой розы Йорков, которая была одной из эмблем и символов семьи: «Пройдемся же по новому винограднику и повеселимся в саду в марте месяце в окружении трав и подле этой прекрасной белой розы, графа Марча»[261].В воскресенье 1 марта брат Уорика, Джордж Невилл, епископ Эксетера и канцлер Англии, выступил с речью перед тысячами солдат и горожан, собравшихся за городскими стенами в Сент-Джонс-Филдс. Невилл разъяснил свои претензии к Генриху VI и спросил у толпы, желают ли они, чтобы тот продолжал править. По словам хрониста, «люди закричали "Нет! Нет!" А когда их спросили, хотели бы они, чтобы граф Марч стал их королем, они сказали: "Да! Да!"»[262]
Наутро в понедельник Лондон был увешан листовками, в которых разъяснялись притязания Эдуарда на корону. Во вторник, 3 марта, в своей фамильной лондонской резиденции, замке Бейнардс, Эдуард собрал совет, на котором горстка епископов и лордов согласились с его правом на престол. 4 марта в соборе Святого Павла пропели гимн «Тебя, Бога, хвалим», снаружи у креста епископ Невилл выступил с политической проповедью, и Эдуард с процессией выехал из города и двинулся к Вестминстерскому дворцу. Там в Вестминстер-холле на заседании Канцлерского суда, традиционно ассоциировавшегося с высшей справедливостью и правосудием, которое вершил король, и, соответственно, с окончательным проявлением королевской воли в действии, «он поклялся перед епископом Кентербери, канцлером Англии и лордами в том, что будет по правде и справедливости управлять страной и соблюдать законы отныне как истинный и подлинный король»[263]. Марч облачился в королевскую мантию и головной убор, заменявший корону, так как коронацию на некоторое время пришлось отложить. Затем в рамках церемонии Эдуард сел на Королевскую скамью — мраморное кресло в одном из двух высших судов Англии, которое символизировало личную власть монарха как судьи. И наконец, он отправился в Вестминстерский собор, чтобы отблагодарить своего покровителя, святого Эдуарда Исповедника. Впереди были помазание и коронация. Но в глазах своих сторонников он уже был королем Эдуардом IV, «истинным наследником английской и французской короны и правителем Ирландии»[264].