Война. Часть 2

"Стоп, фильм ведь увидят миллионы людей… среди них, наверняка, будут военные и конструкторы танков… что если показать на экране то, как должна выглядеть башня танка изнутри? Не технические подробности, которых я толком не знаю, а взаимодействие экипажа, с чем у нас в начале войны были большие проблемы. Командир танка был явно перегружен обязанностями, так вместо того, чтобы наблюдать за полем боя, искать цели и руководить экипажем, он должен был ещё и стрелять из пулемёта и пушки… Хотелось бы избежать этой ошибки в новом среднем танке, который идёт на замену Т-28… но как, думал я? Моя роль в процессе создания нового танка строго определена рамками, установленными АБТУ: размещение в нём радиостанции и переговорного устройства".

– … Хотя, – обвожу взглядом поникший творческий коллектив, – есть одна идея… поговорю со знакомыми танкистами, может быть, кто-то согласится проконсультировать вас.

– Спасибо, Алексей Сергеевич, – Пырьев расплывается в улыбке, – у нас в фильме есть финальная сцена, где трактористы в поле поют песню о трёх танкистах, сейчас я подумал, что хорошо бы устроить перебивку со сценой в танке, где они поют её же в бою, но кабина у трактора открытая…

– Вам нужна башня танка в разрезе, но вы не знаете как там всё устроено… – понимающе киваю я.

"Устроим в лучшем виде, в Подлипках от Лавочкина остался макетный участок… трёхместная башня будет, ну чтобы танкистам было удобнее петь"…

– Я вам помогу с башней, товарищи… А что за песня у вас такая?

– Коля, – подскакивает Ладынина, – неси баян…

– Он у меня тут, в кустах, – под общий смех Крючков спешит в прихожую.

"Гремя огнём сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
И Первый конник в бой нас поведёт!" 

– все вместе подхватываем куплет, оборачиваюсь назад и вижу застывшую в дверях Розалию Землячку в домашнем халате.

Москва, Большой Кремлёвский дворец.

Зал заседаний Верховного Совета.

6 апреля 1939 года, 18:00.

""Появление в зале членов президиума делегаты встречают бурными аплодисментами", – ноги сами подбрасывают тело вверх, а ладони начинают бить друг дружку, – эх, как было бы здорово, если б я мог отменить этот ритуал, ведь сколько времени пропадает зря? Не менее 20 %, я думаю… О, сегодня на вечернем заседании председательствует Киров".

– Объявляю заседание съезда открытым, слово для доклада имеет товарищ Молотов.

"Блин, и снова понеслось на пять минут".

Доклад Молотова во многом повторяет доклад вождя, просто в нём больше разных цифр. Киров опускает голову, видимо что-то читает, его примеру следует Вознесенский, он сидит в длинном ряду президиума слева, почти у выхода.

"Мне, конечно, почитать во время речи Предсовнаркома не удастся, люди не поймут, – устраиваюсь поудобнее на стуле, – а следовало бы"…

Две недели назад на "кировских посиделках" в его квартире Сталин с чувством повозил меня носом по столу: я оказался совершенно не знаком с трудами немецких философов 18–19 веков. Слыхал, конечно, фамилии Кант, Ницше, Шопенгауэр, Гёте, Гегель… Маркса даже давно изучал, как бы… Короче, мне было предложено в кратчайший срок ликвидировать этот пробел в образовании. Решил начать изучение первоисточников с "Фауста" Гёте, всё-таки стихи, попроще будет для начинающего, чем философский тракт, написанный заумным языком.

Начал читать вдумчиво, но через десять минут перешёл на скорочтение, запихав в себя текст. Затем перешёл к Гегелю, он хоть и идеалист, но хотя бы объективный, красиво звучит: "всё действительное – разумно, всё разумное – действительно". Встретив в процессе изучения почти родные понятия, "отрицание отрицания" и "диалектика", проникся к Гегелю уважением, при этом Шопенгауэра, как противника его учения, отверг с порога. Канта и Ницше оставил на потом, так как информация уже потекла из ушей.

"Скорее всего "посиделки" сегодня не состоятся, ведь съезд идёт, у секретарей ЦК горячая пора".

Сосед справа суёт мне в руку многократно сложенный клочок бумаги с надписью "Чаганову", разворачиваю её: "Встречаемся как обычно, Киров".

"Верный признак того, что в верхах всё спокойно. Не знаю уж какая обстановка была на прошлом съезде, но в дни пленумов Киров был очень занят, встречаясь за день с десятками людей".

* * *

Мельком взглянув на лампочку рамки металлодетектора, знакомый сержант ГУГБ, стоящий у входа на этаж, кивает мне и я по ковровой дорожке быстрым шагом по широкому коридору со сводчатым потолком спешу к двери новой квартиры Кирова, которая примыкает к кремлёвской квартире вождя. Стукнув ради приличия пару раз и не получив ответа, прохожу в маленькую пустую прихожую, из неё по узкому проходу в кабинет, откуда доносится взволнованный голос Кирова.