ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Не хватает ног у меня, не могу я землю пахать,

И не хватает пальцев, не могу на лютне играть.

Я прошу хлеб на наш стол

И вытаскиваю из моря тощую рыбу.

Я прошу хлеб на наш стол

И вытаскиваю из моря тощую рыбу.

Но у меня все еще есть голос, чтобы оплакать тебя.

И я прислушиваюсь к твоему голосу на ветру

Да, у меня все еще есть этот голос, чтобы оплакать тебя,

Хотя твой унес ветер.

 

К тому времени, как я закончил песню, Билликс поднял уже потерявшего сознание Фульвира Связывающего Молнии, и пошел по тропинке вдоль обрыва обратно к дому и ферме, где мы остановились, к зверинцу из полулюдей и ранних экземпляров военных корвидов. Это самое странное и ужасное время, но это также и время чудес. Я запомню эти дни на всю оставшуюся жизнь.

 

Прости меня, я должен прерваться на мгновение.

 

13

 

Разразившийся шторм был самым страшным на памяти Эспалле. Он начался с полосы темно-серого неба на горизонте, которая вскоре потемнела.

Затем поднялся ветер, который понес по улицам сломанные решетки и мусор, заставляя платаны скрипеть, а вывески магазинов трепетать на своих крюках.

Корвиды беспокоились в своих стойлах, щелкали клювами и каркали.

— Гладь клюв.

— Хочу есть.

— Плох.

— Плох.

— Плох.

— Да, это плохо, — сказала я Далгате, прижимая ее голову к себе. Я зашла в стойло к корвидам, чтобы успокоить их, и многие другие корвид-рыцари сделали то же самое со своими питомцами.

Одно, что я никогда не забуду, — исход крыс.

Сотни их двинулись на север, прочь от гавани, к возвышенностям. Я хотела, чтобы мы последовали за крысами, но, конечно, не было и речи о том, чтобы передвигать птиц и их пожитки с достаточной скоростью. Нам придется рискнуть здесь. Мы не так уж близко к гавани.

Когда пошел сильный дождь, он бил сбоку, попадал под крышу рынка и жалил кожу. Я склонилась между двумя своими корвидами, обняв каждого из них одной рукой, и уткнулась лицом в перья Беллу́, потом в перья Далгаты, потом снова в перья Беллу́. Один из них клюнул меня, возможно, Беллу́, и я знаю, что они оба были рады моему приходу. Как и я была рада укрыться с ними и чувствовать их знакомый запах, который становился еще сильнее, пока мы намокали.

Это была очень долгая ночь.

Утром наша часть города была завалена только что упавшими деревьями и ветками, а вода доходила до щиколоток. Ближе к гавани небольшие дома были затоплены, а высокие снесены. С разрешения Нувы я пошла посмотреть, как обстоят дела, и увидела, что один из сожженных и разрушенных военных мулов прибило волной к Якорной площади, и он лежал там на боку, как огромный кит, а над ним кричало множество чаек. Босоногий мальчик-галлардиец нес мокрый мешок рядом со мной, там, где я стояла на более высокой улице. Он оставлял за собой кровавые следы. Он был всего лишь одним из многих детей, которые лазали по несгоревшему дну затонувшего судна, соревнуясь с чайками в сборе ракушек.

Над городом кружили чайки, так как погибших было очень много. Несколько богатых домов с красивыми фасадами, выходящими на воду, были полностью снесены в море, до основания. Я наблюдала с более верхней улицы, как вода начала отступать из города, унося с собой тела, маленькие лодки и всевозможные обломки.

Многие говорили, что раннее лето здесь не было сезоном для штормов, и подозревали темную магию.

Начали распространяться слухи об испантийском мальчике, который украл трех ягнят у пастуха к северу от города, мальчике, которого видели с Фульвиром, Отцом Мерзостей. Вскоре собралась толпа разъяренных жителей Эспалле, и они отправились в дом, где остановился волшебник, и где также остановился мой брат.

Вот что рассказывает об этом Амиэль:

Я полагаю, что жители Эспалле намеревались убить Фульвира.