Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Трудно было поверить, что красивый, жизнерадостный и всегда осмотрительный капитан был мёртв. Николай был родом с Рязанщины, из есенинских мест, и даже чем-то походил на своего великого земляка. Он начинал военную службу в кавалерии. В боях был несколько раз ранен. Лечился в госпиталях. После последнего ранения был направлен в наш полк адъютантом эскадрильи. Свои должностные обязанности выполнял добросовестно и отличался во всём аккуратностью. Как мне казалось, у него была какая-то кавалерийская лихость и проявлялись элементы самолюбования, которые подтверждались всем его внешним видом и особенно шевелюрой, которая лихо выглядывала из-под околыша авиационной фуражки.

Несколько в стороне сидела согнувшись укладчица парашютов Ирина Прокопенко. Она тихо всхлипывала и что-то невнятно говорила.

– Техник, это она застрелила капитана. У неё и сейчас пистолет. Она может нас перестрелять, – сказал сержант, которому я отдал фонарик.

– Нет, она не виновата, капитан застрелился сам, – сказал механик по радио Иванов.

Тогда я спросил Ирину, как всё это произошло на самом деле. Она ещё больше ссутулилась, зачем-то закрыла лицо и протянула мне пистолет.

– Да, это правда, я виновата. Я его убила, одна я виновата. Я так больше не могу, – тихо сказала Ирина.

Пистолет отсвечивал белёсыми, потёртыми краями и ещё был на боевом взводе. Конечно, застрелить осторожного капитана она не могла, но её причастность к убийству была очевидна. Невозможно поверить, чтобы она хотела смерти Николая. Вероятнее всего, Николай был безумно увлечён этой загадочной женщиной, доведён до критической отметки и поставил вопрос ребром: любовь или смерть.

Возможно, Ирина предложила свои правила любовной игры, по которым любовь и смерть находились рядом, в одной обойме. К сожалению, в обойме не было холостых патронов. И смерть свершилась.

Первые сведения об Ирине я услышал из уст Сони, писаря нашего полка, ещё в Бешенковичах. Стояла пасмурная, дождливая погода. Боевых полётов полка не планировалось. За линией фронта плыли низкие облака и шёл дождь. У нас иногда он прекращался и даже выглядывало солнце. Совершенно случайно я оказался на высоком берегу реки Западная Двина рядом с Соней. Она была немного старше наших полковых девчат, пользовалась доверием и покровительством начальника штаба и начальника строевого отдела, знала то, чего не знали многие офицеры.

Мы лежали на сырой, тёплой траве и грелись на солнышке. Купаться не хотелось из-за плывущих по реке трупов немецких солдат. Соня пыталась загорать, подставляя солнышку свою белую кожу. Наш разговор был достаточно отвлечённым от полковых событий и новостей, но она мне сказала:

– Лейтенант! А знаешь, почему тебя назначили старшим команды девчат при перебазировании на этот аэродром?

– Понятия не имею, но хотел бы знать, в чём причина.

Меня её слова заинтересовали тем более, что я не забыл встречу с немцами, выходящими из окружения, которая закончилась благоприятно только благодаря действиям партизан и мальчику, первым прискакавшему на место встречи и открывшему огонь из пулемёта. Соня рассказала, что при первой поездке девчат старший команды вёл себя нахально и приставал к Ирине, добиваясь встречи. Об этом Ирина доложила адъютанту, а он – начальнику штаба. Ирина громогласно заявила, что с такими офицерами девушки никуда не поедут. С чьей-то подачи выбор пал на меня, а я хотя и с происшествиями, но доставил девушек в Бешенковичи. Больше интересных разговоров у нас с Соней не было, но я стал обладателем некоторых достоверных и малодостоверных сведений о старшем сержанте Ирине Прокопенко. Ещё я понял, что Ирина претендовала на роль первой дамы, а у Сони это вызывало ревность.

Жизненный опыт, умение сохранять выдержку и незаурядные способности морочить людям голову позволяли Ирине успешно реабилитироваться перед командованием и сослуживцами. Загадочной женщиной она была до перевода в наш полк, но ещё больше загадок появилось в последнее время. Вначале она держалась отчуждённо и скромно, танцы не посещала, свободное время проводила с одной дурнушкой, прибывшей одновременно с ней в полк. Всё было нормально. Но подошло время, когда опытный, только что назначенный командиром эскадрильи капитан Сидельников, уравновешенный и серьёзный офицер, совершил свой последний переворот через крыло. Выполнял он этот трюк над женским общежитием, где жила Ирина, на низкой высоте. Так близко к этой женщине, что задел крылом дерево и снёс себе голову.

На похоронах капитана Ирина разрыдалась горькими слезами. Прощальный залп над могилой, которым командовал адъютант, заглушил и скрыл от посторонних глаз то, что не могла в себе сдержать молодая женщина.

А сегодня адъютант эскадрильи, доведённый до роковой черты, решился на последний шанс, который оказался смертельным.

Я отвёл арестованную в чулан, поставил туда табуретку, закрыл крепкую дверь на добротную задвижку и только после этого доложил командиру о ЧП. Затем, по указанию командира, стал разыскивать по телефонам полкового доктора Гамида и дознавателя Леонида Денисова.