Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Была капризная весна 1944 года. На нашем фронте было относительное затишье. Немцы умело обороняли Витебский выступ, а наши войска, не имея достаточных сил для большого наступления, вели боевые операции местного значения. Обеим воюющим сторонам было очень важно знать о ближайших намерениях противника. Для этого была необходима хорошая разведка. Авиационный полк, в котором я служил, занимался исключительно разведкой в интересах 1-го Прибалтийского фронта. Велась непрерывная разведка железнодорожных станций, перегонов между станциями, автомобильных дорог, соединяющих витебский кулак с тылами немецких войск. Лётчики полка, несмотря на очень переменчивую, плохую весеннюю погоду, совершали по два-три вылета в день на разведку.

Вылеты были успешными, боевых потерь не было. Из-за весенней распутицы многие аэродромы 3-й воздушной армии, кроме нашего, не могли обеспечить полёты самолётов. В тот памятный день погода была не для полётов. Аэродром был закрыт низкими тучами, которые извергали ветер и снежные заряды, закрывающие всякую видимость. Порывы ветра были настолько сильными, что в железной печке, сделанной из бочки, вспыхивали дрова, а пламя вырывалось в помещение командного пункта (КП), где в этот день я выполнял обязанности оперативного дежурного (ОД). При очередном порыве ветра со снегом небольшая дверь открылась, и в неё уверенно вошёл человек в чёрном реглане и в авиационной фуражке.

Спокойное, хорошо выбритое, с тонкими, даже красивыми чертами лицо мне было незнакомо. Он снял фуражку, отряхнул с неё снег и как-то спокойно произнёс:

– Генерал Иванов.

Потом достал удостоверение, а я убедился, что генерал-майор авиации Г.А. Иванов является командиром 11-го истребительного авиационного корпуса Ставки ВГК. Он пригладил слегка вьющиеся тёмные волосы, внимательно посмотрел на посыльную и попросил соединить его с командиром батальона авиационного обслуживания (БАО). Из краткого телефонного разговора я понял, что генерал хочет узнать более подробно об условиях возможного базирования на аэродроме Берёзы одной из подчинённых ему дивизий.

Через несколько минут за ним приехала автомашина, и он уехал в штаб батальона. Я понял, как он здесь оказался, когда посмотрел через запотевшее стекло маленького окошечка на взлётно-посадочную полосу (ВПП). Там стояли знакомые мне только по картинкам два американских самолёта типа «Аэрокобра».

После этого я, как оперативный дежурный, обязан был доложить в дивизию, что на аэродром приземлились два самолёта 11-го ИАК. Дежурный по дивизии меня обругал и сказал, что в такую погоду никто не летает, и он не знает такого соединения. Мне оставалось только ждать, что будет дальше.

Примерно через полчаса подъехала автомашина, и генерал, переговорив о чём-то со своим ведомым, забрался в кабину самолёта и закрыл дверцу. Хотя погода оставалась плохой, а порывы ветра даже усилились, два самолёта вырулили на старт и были готовы покинуть аэродром.

Взлетали парой. Первым-правым взлетал генерал, ведомый-левый отставал от ведущего метров на сорок. Когда самолёт ведущего почти набрал взлётную скорость, он по какой-то причине отклонился вправо и начал цепляться за пни, оставшиеся от деревьев, которые раньше росли рядом со взлётной полосой. Первые же столкновения отбросили самолёт ещё правее, где началось его полное разрушение. Сначала были сломаны стойки шасси, а затем завершилось разрушение центроплана и фюзеляжа. Удары были настолько сильными, что оголились погнутые лонжероны и вылетели дверцы кабины лётчика. Самолёт неестественно поднял хвост, полураскрытый парашют оказался на земле, а погнутые лопасти винта упёрлись в землю.

На этом агония боевой машины прекратилась. Совершенно разбитый самолёт застыл в мёртвой позе. Самым невероятным для меня было не то, что лётчик оказался живым, а то, как он отреагировал на случившееся. Генерал не спеша, с исключительным хладнокровием вылез из обломков самолёта, отряхнулся и пошёл, обходя пни, навстречу ведомому. Ведомый вовремя успел прекратить взлёт, подрулил к погибшему самолёту и вылез из кабины. Он был крепкого телосложения, но не такой хладнокровный, как его командир. Борясь с переживаниями, охватившими его, он расстегнул молнию на канадской лётной куртке и открыл грудь, украшенную «Золотой звездой».

Генерал, не оборачиваясь и не глядя на разбитый самолёт, очень спокойно, как будто ничего не случилось, подошёл к взволнованному ведомому, что-то ему сказал, подогнал лямки чужого парашюта и залез в кабину. Он сразу запустил мотор, а после прогазовки начал разбег и взлёт уже с середины ВПП. На очень малой высоте его самолёт сделал крутой разворот и, пролетая над местом аварии, покачал крыльями.

Таков был Г.А. Иванов.

С разбитого самолёта «Белл» Р-39д «Аэрокобра» была снята радиостанция SCR-274N и поставлена на самолёт Ла-5ФН заместителя командира нашего полка подполковника Предкова. Эта радиостанция сыграла важную роль в руководстве воздушными боями при последней попытке немцев перехватить господство в воздухе летом 1944 года.