Война и мир в его жизни

Не совсем обычные уроки вел Полинин, не имеющий опыта преподаватель, после окончательного возвращения из «бабельсбергского» плена в родную Москву. Неожиданно для себя, но, по-видимому, не столь неожиданно для своего начальства, он с увлечением окунулся в новую профессию, которую до этого всячески избегал. И не имея специального образования в области педагогики, он стал воплощать в качестве преподавателя перевода то, что казалось ему особенно интересным и полезным в годы учебы в Военном институте. А самым интересным и ценным для устного перевода были, по мнению вновь испеченного педагога, уроки Исидора Шрайбера, одного из незаурядных преподавателей в Alma Mater военных переводчиков. Постепенно из отдельных оригинальных упражнений И. Шрайбера, а также из того, что подсказывал собственный опыт переводчика Полинина, и стала складываться методика, которая легла в основу его кандидатский диссертации.

А пока педагогическую практику приходилось совмещать с не менее интересной и ответственной практикой перевода. Вышестоящие инстанции не оставляли своего офицера в покое, и вскоре Полинину пришлось переквалифицироваться в медика. Это произошло в Брюсселе и в Париже, где он сопровождал одного из лучших хирургов Москвы, командированного с целью изучения опыта клинических учреждений Бельгии и Франции. Поездка во франкоязычные страны представляла для Ростислава большой интерес, поскольку он впервые попадал в среду того языка, который составлял перпетуум-мобиле его профессии. Впрочем, профессия переводчика в родной стране Полинина имела весьма размытые границы, и в этом он убедился достаточно скоро.

По прибытии в Брюссель ему сразу пришлось взять на себя функции няньки и водить известного хирурга за ручку из отеля в посольство, из посольства в консульство и далее везде, включая медицинские учреждения. Правда… на пороге медицинских учреждений диктат переводчика явно смягчался. Полинину было поручено выступать в качестве медика, но ни врачебными знаниями, ни медицинской терминологией он не владел. Для него было открытием, как врачи Бельгии, вместо бесконечных записей в медицинские книжки, просто начитывают в диктофон все необходимые сведения о больных, которые потом переносятся в историю болезни работниками регистратуры. Как это было бы удобно для советских врачей, насильно превращенных неразумной системой в писателей! Полинин был уверен, что Москва позаимствует этот опыт. Увы, прошло много лет, а врачи все еще остаются писателями. Но тогда же Полинин успел во время одернуть своего подопечного, когда тот перед входом в операционную решил заменить свои брюки на медицинские цвета хаки и тем самым продемонстрировать бельгийскому персоналу уродливые советские трусики, имевшие столь оглушительный успех на выставке в Париже, устроенной любимцем московской публики Ивом Монтаном, после его экскурсий в московские магазины. Впрочем через несколько минут на грани провала оказался уже Полинин. Брюссельский хирург начал демонстрировать московским коллегам операцию на щитовидной железе симпатичной дамочки, попросив Ростислава встать рядом с ним для того, чтобы переводить его объяснения. Это была одна из самых жутких сцен, какие когда-либо наблюдал бывший фронтовик. Да, он был на фронте, он убивал врагов, посягнувших на его Родину, убивал с воздуха при помощи пулеметов, пушек и бомб. Да, на его глазах сбивали самолеты друзей, которые уже больше не возвращались на родные аэродромы. Да, и его аэродром не раз подвергался налетам гитлеровской авиации, во время которых гибли не успевшие уйти в укрытия авиационные техники и оружейники. Но все это происходило как бы на экране, виртуально. Он сам в кого-то стрелял, и этот кто-то пытался в это время от него укрыться или просто падал сраженный пулей или осколком. Он видел, как от его глубинной бомбы растворяется в воде подводная лодка с людьми, оставляя на поверхности большое нефтяное пятно и всплывающие обломки субмарины. Он рядом как бы в коридоре пролетал среди разрывов вражеских зениток или наблюдал серийное бомбометание на его собственном аэродроме. Но ему везло, он никогда не наблюдал оторванные руки или ноги, развороченный живот или разбросанные куски тела около себя, и даже полученное им ранение в глаз и в правую часть лица он не мог видеть со стороны. Поэтому бодро докладывая о подбитых танках и машинах, об убитых немецких солдатах, он не чувствовал себя убийцей или соучастником убийства, как это случилось, когда на его глазах интеллигентный бельгийский хирург начал ожесточенно резать горло больной, лежащей на операционном столе, объясняя на превосходном французском языке свою кровожадность. Полинин понимал, что нужно переводить, но он не понимал, почему этот бельгиец упорно хочет отделить голову от туловища приятной женщины, забывшейся под наркозом во сне. И он с трудом, заикаясь произнес: «Он режет ее!» На этот раз на помощь переводчику пришел московский хирург, который произнес: «Говори что-нибудь, я и без перевода все понимаю!»