Конечно, нет. Я сидела на пятичасовой диете сна даже по выходным на протяжении четырех лет. Как что-либо вообще может быть
Последние несколько недель вообще выбили меня из колеи. Времени не было совсем, а эта «война» с «Мамиными тостами» забрала то небольшое количество времени, что у меня было, и порвала его на твиты. Знаю, звучит жалко, да и на оправдание не тянет, но это правда.
– «Твиттер». Он занимает очень много времени.
– Ты пишешь пару твитов в день, сложно назвать это работой на полную ставку.
Мне стало жаль Тэффи, потому что это был не первый раз и, определенно, далеко не последний.
– Это именно работа на полную ставку, мама. Уходит много времени, чтобы придумать твит, понять, как ответить, оценить реакцию публики…
– А мне кажется, что большая часть твоего
Вот оно. Я сидела неподвижно, словно животное, которое чувствует наставленное себе в спину дуло и ждет, пока оно окончательно прицелится.
– Я наконец прочитала статью с «Хаб Сида», – сказала мама. – Я даже представить не могла, что твоим противником в «Твиттере» был твой одноклассник. Или что ты захочешь увековечить свое имя в интернете.
Мое лицо вспыхнуло.
– Мне нечего сказать об этом. Я не хотела и не просила Тэффи раскрывать мое имя.
Я стала беспокоиться, что она не поверит мне, но мама продолжила слишком быстро, так что это не имело значения:
– А этот Джек?
Мне казалось, я просто обязана была защитить его. Я даже не понимала, как целенаправленно я пыталась скрыть от мамы сам факт его существования.
– Мы учимся в одной школе.
Увиливание от ответа было так же эффективно, как прятаться за диванными подушками. На самом деле, мама даже не выглядела удивленной.
– И он не имеет никакого отношения к твоим оценкам? Или к тому, что ты игнорируешь сообщения Тэффи?
– Я перестала отвечать, потому что мы покончили с этим. Битва ретвитов на «Хаб Сид» разрешила спор.
Она сжала челюсти.
– Могу только догадываться, какой лапши он тебе на уши навесил с той фотографией.
– Это не его вина. Это…
– Урок пройден. Доверять соперникам нельзя.
Ее слова неожиданно ужалили меня, особенно после моего разговора с Пуджей. Я прикусила язык. Я не скажу этого, я не скажу этого, я не…
– Да, знаешь, мне кажется, не стоило дочь-подростка вообще втягивать в дела корпорации, особенно скидывать на нее твиттерский аккаунт.
Мама сжала губы.
– У тебя
Это правда, и мама выбрала очень интересный способ выразить заботу обо мне. Но вместо этого я сказала то, что повергло в шок нас обеих:
– А кто сказал, что я вообще хочу в колледж?
– Пеппер…
– Нет, серьезно. – Мне казалось, сердце пробьет мою грудную клетку. Я уставилась на маму, даже не зная, как закончить то, что начала говорить, пока слова сами не слетели с языка: – Может… Может, я хочу взять академический отпуск после выпуска. Или вернуться домой ненадолго. Или… Или открыть свой бизнес, например, пекарню.
Последние слова застигли врасплох даже меня, поэтому я захлопнула рот сразу же, как только закончила говорить, но мама осталась на удивление невозмутима.
– Пеппер, ты умная девочка. Мотивированная. Если ты знаешь, чего хочешь, сделай это.
Я открыла рот. Я не знала, чего я хочу.
– Я думала…
Мама выглядела веселой, черты ее лица смягчились.
– Что? – Она ждала, что я закончу мысль и вспомню одну главную вещь, которой меня научила жизнь в Нью-Йорке: она всегда на моей стороне. Мы одна команда, даже если со временем она стала меньше, чем раньше. – Пеппер, я не окончила колледж. Мы с твоим папой сами построили свой собственный мир. И вы с Пейдж обе очень умные и очень упрямые, так что я знаю, что вы способны даже на большее.
Я застыла от ее слов. Вся злость улетучилась, и я не знала, куда себя деть. Я разжала кулаки и положила ладони на колени. Я смотрела на свои пальцы и чувствовала себя такой потерянной, как никогда раньше – все это время я думала, что делала все, чтобы сделать маму счастливой, обойти Пуджу, вписаться в это место. В своих одиночестве и неудовлетворенности, которых я испытывала, я винила всех вокруг. И только сейчас я поняла, что проблема была только во мне.
И хуже, чем осознание этого факта, была только огромная волна паники, которая накрыла меня с головой. Я поняла, что стою на распутье. Одна дорога безопасная. Все выбирают ее, я и сама прорывалась через такую, движимая чувством расплаты. Это не было просто, но и смелым выбором такую дорогу не назовешь. Сама идея повернуть в другую сторону и захватывала, и ужасала; два этих чувства боролись внутри меня, и пока я не могла определиться, какое побеждает.