Война и право после 1945 г.

Первая мировая война очень сильно изменила весь контекст, в рамках которого оперировало право войны и в котором оно только и могло быть правильно понято. Год 1919-й стал таким же потрясением в истории права, как и 1945 г. От современников (как, возможно, и от исследователя, который не смотрит дальше сборников документов) это было заслонено тем фактом, что кодификация продолжала осуществляться теми же путями, что и ранее, причем внимание уделялось тому, что, так сказать, «пошло неправильно» в период между 1914 и 1918 г. Новое оружие, вызывающее всеобщие протесты, было запрещено Женевским «газовым» протоколом[46] 1925 г. Две новые системы доставки боеприпасов, вызвавшие наибольшие споры, – подводные лодки и бомбардировщики – без конца обсуждались и стали объектом ряда попыток установить контроль над их применением (практическую реализуемость и авторитет которых нет необходимости обсуждать на этих страницах)[47]. Был сделан шаг к усилению защиты «культурных ценностей»[48]. Наиболее весомыми в этом тощем пакете были Женевские конвенции 1929 г., причем одна из них была попросту усовершенствованным вариантом уже устоявшихся правил защиты больных и раненых. Другая заметно расширила гаагские правила минимально гуманного обращения с военнопленными и институционализировала многие из дополнительных практик, которые получили развитие в ходе Первой мировой войны (в значительной степени по инициативе и с участием Исполнительного комитета Красного Креста). Еще одна новая конвенция была заключена в качестве подготовительного шага в деле защиты гражданского населения на оккупированных территориях – категории жертв войны, к которой та же война привлекла большое внимание; но Вторая мировая война разразилась раньше, чем конвенция успела вступить в действие.

Однако впечатление, произведенное на это поколение переживших Великую Войну, как они ее называли, было столь глубоким и пугающим, что их дальнейшая реакция вышла далеко за рамки простого внесения поправок в существующее jus in bello. Было бы в высшей степени желательно, если бы войны никогда не велись такими жестокими способами, которые были характерны для Великой Войны. Но гораздо более желательным было бы, чтобы «великих войн» вообще больше не было, а применение вооруженной силы между государствами, если уж от него невозможно полностью отказаться, подлежало бы контролю ради всеобщего блага! Попытка добиться этого по сути состояла в том, чтобы возродить и адаптировать в форме, соответствующей представлениям эпохи, ряд идей jus ad bellum. Устав Лиги Наций подтверждал согласие ее членов принять обязательство «не прибегать к войне». Далее, Устав перечисляет пути, посредством которых можно было бы ослабить факторы, подталкивающие к войне (в основном речь идет о разоружении), и перейти к разрешению споров и разногласий между государствами без применения насилия путем передачи на рассмотрение в третейском суде и/или полагаясь на мудрость Совета Лиги. Устав выражал уверенность, что те члены организации, справедливость позиции которых Совет не мог единодушно определить, тем не менее останутся верны делу «поддержания права и справедливости», когда будут вынуждены прибегнуть к навязанному им насилию; государствам, настроенным столь антисоциально, что они предпочитают сразу прибегнуть к насилию, Устав угрожал санкциями (в первую очередь экономическими, но в крайнем случае и военными), которые будут настолько эффективны, что эти государства будут вынуждены прекратить боевые действия.

Лигу Наций можно задним числом критиковать за то, что она сделала недостаточно, чтобы заново утвердить и укрепить право войны. Однако рассуждать об этом было бы не совсем справедливо, если не принять во внимание разумность попыток Лиги сделать это право излишним. Многие из этих попыток были сами по себе достаточно разумными, насколько это позволяло преобладавшее на тот момент представление о причинах войны 1914–1918 гг.

Придавая огромное значение наращиванию сил и вытекающей из него «гонке вооружений», Лига поощряла и поддерживала меры по разоружению и ограничению вооружений. В краткосрочном плане результаты, как теперь знает весь мир, были разочаровывающими, но тем не менее это были первые шаги, за которыми последовали серии конференций и заключенных соглашений, ставших неотъемлемой частью международной политики нашего времени. Барьеры, поставленные Уставом против развязывания агрессивной войны (при широком толковании этого термина, при котором он означает любое использование оружия, за исключением ситуации самообороны), были дополнены Женевским протоколом 1924 г. и Парижским договором 1928 г. Таким образом, задолго до Второй мировой войны было задано направление, которым предстояло следовать Организации Объединенных Наций сразу после войны и вплоть до наших дней.