Война и право после 1945 г.

Правительства тоже могли пребывать в некотором замешательстве по поводу событий, которые могли произойти в Стокгольме, и их значения. Юридически они, по сути дела, не были обязаны воспринимать документы конференции всерьез. Те государства, которые подписали Женевские конвенции, могли отправлять делегатов на конференции движения, происходившие раз в четыре года, и по желанию участвовать в выработке резолюций; но эти полномочия никоим образом не распространялись на определение окончательного результата процесса выработки соглашения, в каковом процессе у Дипломатической конференции будут все козыри. Однако Стокгольмскую конференцию нельзя было полностью игнорировать, и даже те государства, которые, подобно Великобритании, были далеки от Международного Красного Креста и его статутов, не могли этого себе позволить. Даже в Уайтхолле, когда все уже было позади, возникло нечто вроде пожелания, что Королевству следовало бы отнестись к конференции более серьезно, потому, что, каков бы ни был ее международный правовой статус и каковы бы ни были политические соображения – вроде защиты МККК от тех, кто пытается подорвать его позиции, или принятия решения по поводу того, что же все-таки делать с СССР (вопроса, на тот момент бывшего предметом растущей озабоченности Запада), – конференция была той стадией, через которую должны были пройти проекты текстов, входящих в повестку дня дипломатической конференции. Форма, которую примут эти тексты, в зависимости от того, с какой стороны на нее посмотреть, сделает работу Дипломатической конференции более трудной или более легкой. С британской точки зрения в результате будущая работа стала более трудной. У. Н. Гарднер, один из двух официальных наблюдателей (Великобритания не позволила бы должностным лицам быть делегатами), отмечал, когда вернулся с конференции, что тексты стали хуже и что, в частности, проект Конвенции о защите гражданского населения приобрел «форму, которая, вероятно, не могла бы, как кажется, думаю, быть принята правительством Соединенного Королевства, если документ не будет радикально переработан». Однако представитель США, как он был вынужден признать, придерживался мнения, что тексты были достаточно хороши, чтобы быть включенными в повестку дня для Женевы, и что, более того, правительства, воздержавшиеся от полноценного участия в Стокгольмской конференции, могут винить только себя в том, что им не нравится конечный результат[91].

Проекты текстов, выработанные на конференции 1948 г., не были в точности теми же, с которыми начала работать конференция 1949 г. МККК слегка подправил их en route[92] точно так же, как он подправил проекты, выработанные на конференции 1947 г. en route в Стокгольме. Специалисты по подготовке проектов документов, работающие в правительственных ведомствах, тут же заметили внесенные изменения и соответственно изменили свои планы действий. Некоторые из этих поправок застряли, другие прошли. Разная судьба этих поправок ясно отражает степень, до которой МККК, несмотря на нажим, которому он подвергся со стороны остальных участников движения (или благодаря ему), сохранял практический контроль над процессом выработки текстов в течение трех лет, когда разрабатывались новые Конвенции. Комитет настаивал на применении собственных суждений и добивался включения собственных идей без предварительной обязательной консультации с государствами. Наиболее примечательным начинанием МККК в этом ключе было появление в повестке дня 1949 г. четырех новых общих статей (т. е. общих для каждой конвенции), призванных удовлетворить принятый в Стокгольме voeu[93], чтобы было предпринято нечто весомое с целью «пресечь нарушения гуманитарных конвенций». На деле было предпринято следующее: в декабре 1948 г. в Женеве была созвана узкая комиссия экспертов, в которую вошли Херш Лаутерпахт (Hersch Lauterpacht), самый известный британский профессор международного права, Жан Гравен (Jean Graven) один из столь же знаменитых швейцарских профессоров, Мартинус Мутон (Martinus Mouton), капитан военно-морского флота Нидерландов и судья верховного апелляционного суда этой страны, и уважаемый британский юрист полковник Генри Филлимор (Henry Phillimore), который, как и Мутон, совсем недавно получил опыт в деле преследования за военные преступления, когда работал в Нюрнберге в составе группы обвинения[94]. Под председательством Макса Хубера, известнейшего международного юриста, в течение многих лет занимавшего должность судьи в Постоянной палате Международного Правосудия, эта комиссия выработала проекты статей, из которых впоследствии, после множества пререканий и смягчений, получились общие статьи о «серьезных нарушениях», ставшие одним из самых выдающихся нововведений 1949 г.