Война и право после 1945 г.

В течение нескольких месяцев было неясно, когда же наконец соберется Дипломатическая конференция. Какая процедура меньше всего будет раздражать русских? Следует ли созвать второе совещание правительственных экспертов, чтобы снова навести порядок в текстах после стокгольмских гуманитарных изменений и поправок (которые привели в ужас Уайтхолл и не слишком нравились ни Вашингтону, ни Канберре), или достаточно будет сделать перерыв в середине Дипломатической конференции, во время которого правительства смогут повторно проанализировать проделанную работу?[95] Последнее предложение было совершенно неприемлемым для государств, чьи делегации должны были ехать издалека – они настаивали, чтобы конференция, коль скоро она будет созвана, должна приняться за работу и закончить ее, не делая перерывов. Швейцарское правительство придерживалось того же мнения. К концу сентября 1948 г. оно направило правительствам сообщения о созыве конференции 25 марта 1949 г. с приглашением принять в ней участие. Но Дипломатическая конференция фактически началась только 21 апреля, т. е. почти на месяц позже, поскольку выяснилось, что лидер французской делегации Альбер Ламарль и некоторые другие по досадному совпадению оказались заняты в это же время на других конференциях.

Делегации готовились к конференции, в которой многое казалось непредсказуемым. Предметы их беспокойства, могущие ограничить возможности для договоренностей, и болевые точки выходили за рамки чисто локальных интересов. В конце концов, вокруг бушевала «холодная война». Вопрос участия или неучастия в конференции СССР, естественно, был принципиальным вопросом, постоянно обсуждавшимся на протяжении всей зимы. Другой важный вопрос состоял в том, насколько «стокгольмские тексты» будут и смогут служить удовлетворительной базой для серьезной дипломатической работы, и на него давались разные ответы в многообещающем буклете «Замечания и предложения», выпущенном МККК в феврале 1949 г., и в осторожном британском правительственном «Меморандуме по Конвенциям о защите жертв войны» (направленном в Берн с просьбой распространить его копии среди всех вероятных участников). Кроме того, имелись вопросы и по поводу списка приглашенных. Как насчет Японии и Германии? Уайтхолл считал, что обе должны присутствовать в каком-то скромном качестве, и Япония в конце концов направила наблюдателей, но Вашингтон категорически запретил любое участие Германии[96]. О разочаровании Берна по поводу неучастия Цейлона и Южно-Африканского Союза (что было тем более странно, что эта страна направляла своих делегатов на конференцию 1947 г.) было надлежащим образом доведено до сведения Уайтхолла[97]. Состоялся обмен мнениями между государствами, которые надеялись на взаимную поддержку, стремились завести друзей или использовать свое влияние. Если что-то в подобном же роде происходило между Москвой и столицами сателлитов, то это невозможно было узнать, однако на конференции было отмечено, что сателлиты всегда голосовали так же, как СССР, и что между ними явно было заранее спланировано разделение труда в том, что касается участия в дискуссиях. Канада в ходе подготовки была больше склонна консультироваться с США, чем с Великобританией. Австралия и Новая Зеландия общались между собой больше, чем Австралия общалась с другими государствами. Дания стремилась заранее, до начала конференции, объединить все скандинавские страны, но ей это не совсем удалось. В Женеве, однако, все они, включая Финляндию, «гармонично сотрудничали»[98].