Война иными средствами

По стратегии национальной безопасности США 1997 года можно оценить, насколько геоэкономика уступила военно-политическим методам управления постсоветским пространством. Выделив пять зон, в которых США имели стратегические интересы – Европа, Азиатско-Тихоокеанская зона, мировая экономика (в особенности Азия и Латинская Америка), мир в регионах от Ближнего Востока до Гаити и борьба с «ростом угроз нашей безопасности», – администрация Клинтона уточнила, что Соединенные Штаты «должны располагать дипломатическими и военными средствами для решения перечисленных проблем. Мы должны содержать надежные и мобилизованные вооруженные силы. Мы намерены обеспечить это посредством выборочного увеличения объемов финансирования на модернизацию вооружения и снаряжения наших военнослужащих»[853].

Пускай с 1994 года одной из задач администрации, согласно стратегии национальной безопасности, является «поддержание экономического возрождения Америки», геоэкономические инструменты – помимо привычного размахивания экономическими санкциями и абстрактной веры в свободу торговли как средство политической либерализации – перестали считаться неотъемлемым элементом американской внешней политики[854]. Военно-политические инструменты окончательно закрепились в представлениях политиков США о том, каким образом показывать миру свою силу и лидерство.

Это представление в какой-то степени можно назвать партийным. В громкой статье 1996 года, которая помогла вывести идеи неоконсерваторов на первый план внешней политики США, Уильям Кристол и Роберт Каган утверждали, что «главной целью американской внешней политики должно стать сохранение и укрепление… стратегического и идеологического превосходства», которое страна обрела после коллапса Советского Союза. США должны «четко заявить, что тщетно пытаться конкурировать с американским могуществом, будь то размер армии или технические возможности». Признавая, что США тратят на оборону больше, чем следующие шесть крупных держав, вместе взятые, авторы предположили, что американцы «могут даже захотеть и далее обеспечивать такое неравенство в оборонной стратегии», дабы «сохранить свое военное превосходство вне зависимости от глобальных угроз в ближайшей перспективе»[855]. Конечно, в этот период США и европейские правительства мало чем помогали экономически России Бориса Ельцина, чтобы определить направление ее развития (несмотря на обилие советов по «шоковой терапии»); плоды этого упущения мир переживает сегодня[856].

События 9/11, вероятно, сделали переход к еще более милитаризированной стратегии национальной безопасности неизбежным. США потребовалось сосредоточиться на наращивании военной мощи для предотвращения угроз не только со стороны иностранных государств, но и со стороны негосударственных субъектов, изъявляющих враждебные намерения и располагающих соответствующими возможностями. Этот период характеризуется началом борьбы с финансированием терроризма, «Аль-Каида» и ее филиалы едва ли уязвимы перед геоэкономическим принуждением; напомним, что после 11 сентября 2011 года Америка использовала преимущественно наземные силы, боевые самолеты и беспилотные дроны[857].

Текущая озабоченность США угрозой исламского терроризма, вполне понятная после событий 9/11, чревата рядом издержек. В 2010 году один комментатор вспомнил о разговоре несколькими годами ранее с заместителем директора по планированию политики в министерстве иностранных дел КНР. По словам китайского чиновника, большая стратегия Китая состояла в том, чтобы «найти способы отвлечь вас, американцев, суетой на Ближнем Востоке»[858]. Нет ничего удивительного в том, что бывший министр обороны США Роберт Гейтс предупреждает: «Любого будущего министра обороны, который опять посоветует президенту направить крупные американские сухопутные силы в Азию, на Ближний Восток или в Африку, ждет проверка на душевное здоровье»[859].

Не станем утверждать, будто американская геоэкономическая история после вьетнамской войны не ведала успехов. После событий 9/11 президент Джордж У. Буш начал новый раунд многосторонних торговых переговоров в катарской столице Доха, чтобы показать всему миру, что США не отступают и не намерены сводить свои отношения с Ближним Востоком исключительно к военным вопросам и вопросам безопасности[860]. При Буше-младшем также удалось заключить новые торговые соглашения с Иорданией, Марокко, Бахрейном (отчасти это был способ поощрить указанные страны за сотрудничество с США в противостоянии с «Аль-Каидой»).