Война Катрин

И вот я говорю с настоятельницей и напираю в первую очередь на то, что отлично умею печатать, потому что училась на лучших курсах в Париже (одной ложью больше – невелика беда!). И я буду спокойна, только если сама проделаю всю работу. Последний довод: нужно особое искусство, чтобы портрет, тем более большого формата, получился как следует. Я поняла, что настоятельнице очень важен этот самый портрет и что грех гордыни прочно в ней угнездился.

И мать-настоятельница, наказав мне держать язык за зубами во время пути («Остерегайся волков!» – сказала она многозначительно), все-таки отпустила меня в город с дядюшкой Люка, чтобы я договорилась с фотографом. Сама она сомневалась, что хозяин фотоателье, «инвалид войны, бедняжка», позволит мне хозяйничать у себя в лаборатории. А там – кто знает? Она ведь не была уверена и в том, что паренек – настоящий профессионал, она никогда не имела с ним дела. А было бы обидно, если бы он испортил запечатленные мной священные минуты, тем более что, по моим словам, я прошла хорошую школу. Я молча кивала.

Завершая речь, настоятельница прибавила со значением:

– И договоримся, дитя мое, что ты нагонишь пропущенные уроки. Ты ведь согласна? Аньес не откажет себе в удовольствии поделиться с тобой записями в тетрадях и вместо того, чтобы болтать уж не знаю о каких там мирских пустяках, поможет тебе вечером сделать уроки. Это приказ, только с этим условием я могу тебя благословить.

Я бы с радостью ее расцеловала, но здесь такое не положено. Я покорно склонила голову и отправилась искать дядюшку Люка, который собирался ехать за покупками в город. Обычно он ездил по понедельникам, уезжал рано утром и возвращался к вечеру, иногда заметно повеселевший. Неужели впереди целый день свободы? После стольких месяцев взаперти – просто не верится! В Севре мы тоже не имели права выходить за ограду. Но здесь, в свободной зоне, все по-другому, хотя и тут нужно быть постоянно настороже и, если спросят, представляться монастырской пансионеркой.

12

Рьом – не такой уж маленький город. Поначалу мы ехали полями, а потом наша повозка покатила по уличкам предместья, и я с любопытством смотрела по сторонам. Лошадь шла себе потихоньку. Слишком уж потихоньку… Будь моя воля, я бы полетела, лишь бы скорей оказаться в городе. Люка высадил меня перед мастерской фотографа, пробурчал, что заберет в пять часов, и протянул плетенку с сытным завтраком – хлеб, ветчина и яблоко.

– От сестры Марии, – буркнул он.

Я не видела, как он уехал, я уже рассматривала витрину мастерской, над которой висела вывеска «Фотограф. Добро пожаловать». В витрине свадебные фотографии: жених с невестой с натянутыми улыбками и прямыми спинами возле церкви или под раскидистым деревом. Семейные – дети выстроены рядком перед взрослыми, все застыли, прилизанные, накрахмаленные, застегнутые на все пуговицы. Спеленатые младенцы на крошечном диванчике замерли, вытаращившись в объектив. Я не могла не улыбнуться. Я уже поняла, с кем мне сейчас предстоит знакомство. Человек зарабатывает себе на жизнь, фотографирует свадьбы и семейные праздники. Добротный профессионал без лишних фантазий. Фотография для него ремесло, а не искусство, снимки совершенно одинаковые: люди в одних и тех же позах, стоят будто неживые. Ему неинтересно подстеречь счастливую улыбку невесты, а ведь именно ради этой искорки жизни все и фотографируются, ее люди хотят сберечь. Я помедлила еще несколько минут, прежде чем толкнуть дверь. Если я хочу добиться своего, никакой иронии, никакой критики. Кажется, хозяин ателье – молодой человек, значит, я пойду с козыря: застенчивая улыбка, розовые щечки, сияющие глазки. Думаю, это будет хорошее начало.

Я толкнула дверь, и в пустом помещении зазвенел колокольчик. С верха лестницы послышался немного задыхающийся голос:

– Одну минуту, уже иду! Сейчас спущусь, только брюки надену!

Конечно, я рассмеялась, но решила воспользоваться минуткой и взглянуть, что там за следующей дверью. Ага, да там студия – натянуты черные полотна, стоит прожектор, стул и тот самый крохотуля диванчик для младенцев. Я поискала взглядом еще одну дверь, в лабораторию, и не нашла. Тогда я сделала еще несколько шагов и увидела стол, который с порога мне не был виден, а на нем несколько стеклянных фотопластинок в деревянных рамках и рядом фотокамеру на штативе.

– М-м-м, я могу быть вам чем-то полезен?

Я не услышала шагов по лестнице, потому что слишком увлеклась осмотром студии. Ринулась обратно, на ходу смахнула какие-то бумаги, разложенные на полке, и теперь смущенно бормочу извинения, забыв и думать о чудесной улыбке, с которой собиралась начать разговор, и даже репетировала, глядя на себя в витрину. Молодой человек удивился не меньше меня и совсем не обрадовался, обнаружив, что я хозяйничаю у него в студии. Я дала задний ход и встала перед прилавком, за который осмелилась зайти. Теперь мне очень трудно себе представить, как я выйду из дурацкого положения да еще уговорю хозяина ателье позволить мне проявить у него пленки и отпечатать фотографии.